Ориентация на читателя для талантливого художника означает не ограничение его творческих замыслов, а ту силу воздействия его художественных произведений, к которой он стремится. Алексей Толстой писал: «Из своего писательского опыта я знаю, что напряжение и качество той вещи, которую я пишу, зависит от моего первоначального заданного представления о читателе. Читатель как некое обобщенное существо в моем воображении, – возникает одновременно с темой всего произведения…. Характер читателя и отношение мое к нему решают форму и удельный вес творчества художника. Читатель – составная часть искусства» («А. Толстой о литературе», книга изданная «Советский писатель» 1965 г).

Желание художника выразить идеи и образы, которые волнуют его, неотделимо от стремления убедить читателя в их жизненной, эстетической значимости, увлечь читателя всем строем повествования, лирического ли высказывания или развитием драматического конфликта.

Литературное произведение только тогда становится явлением искусства, когда оно обладает энергией эстетического воздействия.

Вот предстает перед нами нарядивший себя талантом. Он всегда бывает сосредоточен, нахмурен и лаконичен. Ему не надо мешать: он думает или наблюдает. Понять его, что он за птица, трудно, потому что он редко бывает откровенным. Обычно, он не разборчив к людям, но встретив где-нибудь человека благоговеющего перед талантами литературы и искусства – он постарается выложить ему всю свою «программу»: всё на этом свете не годится, всё испошлилось, изгадилось, всё продажное и поистрепалось, и театр и кино и литература, все те же сценарии, пьесы и драмы. И если человечеству желательно спастись, то оно должно поступать вот так, – как он знает и не иначе. Тургенев, по его мнению, был хорош, но… Лев Толстой тоже хорош был в своё время, но сейчас….

Говоря же о своей «программе», он никогда не прибавляет этого «но». И все его не понимают, все ему препятствуют, но всюду ему надо сунуть свой нос, ко всему иметь своё мнение….

Своей работе он придает громадное значение и поэтому бережет себя и свои «произведения», как зеницу ока. Он не пьет и ведет здоровый образ жизни и оберегает себя. Дома, когда он сидит и творит «новое слово», все ходят на цыпочках. И если, вдруг, стук посуды на кухне нарушит покойную тишину – он схватит себя за голову и грудным голосом скажет: «Пррроклятие… Трудна же писательская жизнь, не дадут сосредоточиться!» Чтобы выжать мысль, остроту, удачное сравнение, он пускает в дело «сто сорок лошадиных сил» мощи мозгов. Чтобы быть и реальным и художественным, он применяет и фотографии и измерения математические, линейкой определяя расстояния между предметами…. И вся его работа только для «благородного» искусства.

А впрочем, если ему предложат миллионный гонорар и закажут 10 листов текста по теме – то, он возблагодарит Бога и, конечно, «продастся» сам, как продается всё в этом мире, по его же характеристике….

В заключении, вновь нужно вернуться к тому высказыванию: что писатель в России – больше чем писатель. Особенно великие писатели предстают такими мудрецами-философами, и каждый со своей философией.

Философия писателей, однако, не стоит на месте, она в постоянном развитии по мере роста таланта писателя. Из произведения в произведение писатель представляет на суд читателя свое прозрение, напитываясь разной философией разных людей. Именно прозрение – т. е. он, писатель, видит и понимает людей разных классов общества.

Свою собственную философию писателя узнать не всегда удается. Ибо она бывает так глубоко запрятана в его творчестве, что не всегда и поймешь, что этой именно философии и придерживается сам писатель. Да и не нужно бывает точность – его ли это воззрение, в определении. Писатель показывает нам жизнь, то, что есть, и ту философию, какая есть у людей: как говорят – правду жизни показывает нам писатель. А уж нам, читателям, предоставлена возможность освоить и усвоить ту или иную философию жизни.