Она взмахнула руками, как будто в сердцах и прижала их к груди.

– А тут приходит такой – Кант, и говорит, что я – особое существо, что я, якобы, единственная такая сильноразвитая, и во мне, якобы, в разуме, порождается всё окружающее. Но почему же во мне порождается, а не в этом вот жуке? Что это я, человек, за аристократ такой? Не хочу я быть чужой на этой планете! —

Она даже рассмеялась собственному пафосу. Сложила руки на коленях, положила подбородок на руки, сидя на низком обрезке бревна, и стала смотреть в огонь.

– Но если наш бедный разум слаб в восприятии – то конечно! – подначил опять мой друг «умствования» девушки.

– Не подначивай – сказал я другу. – Сам знаешь, что разум не слаб. Я только хочу передать вам не логику каких-то рассуждений, а ощущение различных подходов к восприятию мира. – продолжил я свои объяснения.

– Вот смотрите: допустим, скала. Нет возможности влезть. Отвесно, опасно, внизу пропасть, например. Слабый телом человек не решится лезть на скалу и восполнит свою слабость пространственным доказательством – почему он не может и почему никто не сможет. И действительно: видишь, что там навис козырёк, карниз… Как забраться? Но есть люди, альпинисты, сильные, и они, люди, ставят ногу на край скалы и начинают подъём… Вы понимаете? Человек взбирается на высокие горы! Альпинисты применяют верёвки, делают кошки, крючья, потом их потомки изобретают другие инструменты – альпинистский молоток… И сильный человек лезет вверх, вместо того чтобы умствовать, что это невозможно и почему и как именно это невозможно… —

– Не вынимай нам мозги! – взорвался вдруг мой друг. – Ты просто хочешь сказать, что не любишь тщедушных, слабее тебя, людей вроде Канта. Или вроде меня. Что тебе нравятся титаны, гориллы… Ну и люби их! – и он покинул нас отойдя к палаткам.

Я положил на плечи Марины спавшую на землю её бедную старенькую кофточку – вечер отдавал прохладой, и приобнял её.

– Вы когда-нибудь делали это? Если да, то должны знать, какое это счастье в восемнадцать лет: сидеть у костра обнимая девушку —

Всё хорошо. Потом мы с Мариной поженились.

– — – — – — – — —

Между тем у нас закипел чайник, готово было нехитрое угощение и вечер у костра обещал быть длинным. Я потом продолжил свой рассказ о Канте и философии. Немного в другом ракурсе в выдумке и фантазии, как я объяснял девушке сложные истины философии, через понятные и простые сравнения:

«Итак, – есть Нечто, которое есть реальный мир, и сущность его нам неизвестна до конца и никогда не будет известна, поступает в подвальные нижние этажи нашей «Фабрики познания». Вход туда запрещен (по Канту). Это граница: «Её же не прейдеши».

В этих подвалах «фабрики познания» (внутри мозга) – тот непостижимый объективный мир, то есть сумбур и хаос, вся чертовщина и муть, приводится в вид, годный к употреблению для человеков.

Там, в обстановке секретности, заготовительные машины 1) «пространство» и 2) «время», как тянульный агрегат – производят над сырьем (над объективным миром) первые операции. Они располагают сумбур и хаос в вышину, в длину и в ширину, они накалывают его (сырьё) на сетку минут, часов, веков и столетий… И становится видно, – что тут больше, что меньше, что раньше, что позже…

Так наше сознание превращает непостижимый хаос в постигаемую Природу.

И она начинает играть красками, звучать, двигаться… Это и будет наш мир, в котором мы живём и который мы изучаем.

Значит, – в реальном мире нету ничего, нет ни пространства, ни времени? Да, значит! Ибо пространство и время суть формы нашей, человеческой чувственности, не более.