Но вот, наконец, когда солнце стало спускаться к западу, холмы и воздух не выдержали гнета и, истощивши терпение, измучившись, попытались сбросить с себя иго жаркого дня. Из-за холмов неожиданно показалось пепельное-седое кудрявое облако. Оно переглянулось с широким полем – я, мол, готово, – и нахмурилось, превратившись в тучу. Вдруг в стоячем воздухе что-то прорвалось, сильно рванул ветер и с шумом, со свистом закружился по полю, словно оттолкнувшись от стены леса позади меня и взъерошив мои волосы на голове. «Наверное, дождь будет» – подумалось. Необычайно быстро туча закрыла весь горизонт и приблизилась. Тотчас же трава и высокий бурьян подняли ропот, по дороге спирально закружилась пыль, побежала по полю и, увлекая за собой сухие травинки, стрекоз и перья птиц, вертящимся столбом поднялась к небу и затуманила закатное солнце.

У самой дороги вспорхнула птица. Мелькая крыльями и хвостом, она, залитая еще светом солнца, походила на рыболовную блесну или надводного мотылька, у которого, когда он мелькнет над водой, крылья сливаются с усиками и кажется, что усики растут у него и спереди, и сзади, и с боков…. Дрожа в воздухе, как насекомое, играя своей пестротой, эта небольшая полевая птичка поднялась высоко вверх, по прямой линии, потом, вероятно, испуганная облаком пыли, понеслась в сторону, и долго еще видно было её мелькание….

Невесело встретила меня моя заветная родная сторона. Вскоре пошел густой дождь. И в чистом поле мне совершенно негде было укрыться! Так я подошел к родной деревне – весь мокрый и слегка замерзший, и постучался в первый же дом на краю.

Конец.

Акустика

Стихотворения.

Вода налитая в сосуде
Прозрачна и светла,
Вода в огромном океане
Темна во глубине у дна.
Так маленькие истины
Открыты ясными словами,
У истин вечных и глубоких
Великое безмолвье слов.
«В лучах Луны и отражённым светом
Ты шлешь любовные письма свои» —
Сказала тёмная Ночь ясному Солнцу.
«А я оставляю ответы —
Слезами росы на зелёной траве».
Жизнь, в целом и сущем движенье своём
Никогда не принимает Смерти всерьёз.
Она смеётся, играет и пляшет, и строит всё новое…
Жизнь любит и собирает себя перед лицом Смерти.
Только тогда, когда мы выделяем
Отдельный факт погибшего существа,
Мы замечаем всю пустоту Погибели,
И смущаемся, грустим и плачем об утрате.
Когда-нибудь мы поймём, что Смерть бессильна
Лишить нашу душу чего-либо из приобретённого,
Ибо приобретённое ею, и она сама – это одно и то же.
Так поступают все поэты:
Они разговаривают вслух сами с собой,
А мир подслушивает их сонеты
И восторгается стихов красотой.
Ведь, так ужасно одиноко
Когда не слышим речь другого.
Уметь одиночество выносить
И удовольствие получать от него —
Это великий дар свыше,
Который нелегко получить.
Человек – как кирпич:
Из глины сотворённый —
Обжигаясь, он только твердеет.

– — – — – — —

Мы живем в атмосфере стыда.
Мы стыдимся всего, что есть подлинно в нас:
И самих себя мы стесняемся,
И родных своих видом стыдимся,
От доходов своих нам стыдно подчас,
Стыдно речи своей, несуразности произношения.
Своих взглядов и опыта странного
Мы боимся стыдливо, и прячем от всех.
Точно также, как тела стыдимся своего обнаженного
И тому ничего мы не видим опасного.
Человек для своих оправданий находит любую причину,
Кроме причины одной и действительной, —
Для преступлений своих – находя оправдания,
Для безопасности – повод находит всякий,
Кроме одного своего чувства простого —
А этим одним – является трусость его перед миром.

– — – — – — —

Разумный человек приспосабливается к миру,
Неразумный приспосабливает мир к себе.
Поэтому все достижения наши и весь прогресс