Иной молодой человек не прослужит и трех лет, как становится лицемером, подлипалой, ябедником…, всё ради повышения по чину. И в угоду богатому начальству, такие мало-мальски управленцы пытаются содрать «с одного вола три шкуры» – для себя и для других, (себя же нельзя обойти). Так построена система – на самоедстве. Простой народ не считается людьми-личностями. Да и тех же «князей», «графов», едва они оступятся, такие же карьеристы готовы заклевать, как хищники птицы заклёвывают и выгоняют больных из своей стаи.

И что больше всего возмущает, – что имея миллионные состояния прибылей властями – ничего не делается для людей, которым они, якобы, служат; только словами говорится о добре, а добро всё делается «на показуху», для обмана народа. Обманывают сами себя и обманывают вышестоящих нижние чины власть предержащих.

Благотворительность, которую богатые, якобы, творят, – они считают чем-то серьёзным и полезным, а не «кукольной комедией». На самом-то деле, всякая благотворительность – это игра в «любовь к ближнему», самая откровенная игра. Потому что «акции благотворительности» проводятся одноразово и в отдельных единичных местах. А в остальной повседневности по-прежнему продолжает твориться серая действительность. Вот, к примеру, «дома престарелых» посещают благотворители, богатые «графы и графини» – подарили они чистые новые одеяла и простыни из «голландского полотна». После отъезда благотворителей и одеяла, и простыни исчезают: низшие «приютские чины» растаскивают «подарки» благотворителей. Это только в одном учреждении, куда соизволят ехать благотворители, а в сотнях других «Домах престарелых» всё остаётся по-прежнему: и штукатурка с потолков сыпется и кормят старух и стариков «овсянкой» – овсом как лошадей, животных, фрукты бывают разве что по праздникам. Пока не сгорит «Дом престарелых» вместе со стариками – проблемы таких учреждений никто и не видит…

_______________________

В остальной жизни по регионам во всём такая действительность – показательные акции во всём! Центральные дороги чистят к приезду высоких чинов, даже фасады домов красят к приезду начальства из Столицы. А во дворах спальных районов всё остается по-старому – дорог нет, они все в ямах и рытвинах, дома без ремонта стоят по 50 лет и так далее.

– — – — – — – — – — – —

Однажды я был на берегу озера Байкал, останавливался на пути в посёлок, куда направлялся по работе. И встретилась мне девушка-бурятка, из местных жителей, коренных, в рубахе и в штанах из кожи, одетая в привычную свою одежду. Я спросил у неё дорогу к селению, и пока мы говорили, она с презрением смотрела на моё чужое лицо, совсем не круглое, как у всех бурятов, на мою одежду «тряпичную», европейскую на мою шапку-фуражку, – и в одну минуту ей надоело говорить со мной, всё презрение выразилось на её сморщившемся выражении лица. Она быстро развернулась и ушла прочь. В разных народах своё разное представление о красоте и лица и одежды, и поведения. Внешним образом, человек старается не выражать своего нерасположения к «чужим», но можно почувствовать неприязнь, почувствовать то раздражение, которое переполняет людей.

_____________________

Случилось несчастье в маленьком городке, где жители, почти все знали друг друга, а многие дома в окраинных районах составляли так называемый «частный сектор».

В одной из школ жила мама с сыном в подвальном помещении, – из «понаехавших» или гастарбайтер, с азиатским круглым и плоским как луна лицом – то ли узбечка, то ли казашка, плохо говорящая на русском языке.