Не только патриарх Феофан обращался к Иоанникию, прося его содействия при московском дворе по тому или другому случаю, но и разные просители милостыни, отправляясь в Москву, старались заручиться рекомендацией к Иоанникию как человеку сильному и влиятельному в Москве, от которого зависит успех ходатайства просителя о милостыне. В 1627 году приехал в Москву греческий «кабанский» (селунский) епископ Феофан. Он привез с собою к Иоанникию письмо от архимандрита Святого Гроба Гавриила, который просит келаря, как влиятельного в Москве человека, похлопотать за селунского епископа, чтобы ему дана была щедрая милостыня, хотя епископ и не имеет особых рекомендательных патриарших грамот. В этом письме архимандрит так определяет влияние Иоанникия: «Мы слышим, что помощь чинишь всем монастырям и архиереем, которые ездят (в Москву), и много радуемся, яко твои слова доходят к царю нашему и великому князю Михаилу Феодоровичу всеа Руссии и к пресвятейшему патриарху Филарету Никитичу Московскому и всеа Руссии, и которые ни бывали там, и те все малые и великие благодарят Бога и многолетнее их царское пребывание и тебя також». В 1628 году обращался к ходатайству Иоанникия газский митрополит Иосиф, а после митрополит Анхиальский, приятель Иоанникия иерусалимский старец Иоасаф и др. Указанные случаи показывают, что Иоанникий действительно успел приобрести в Москве сильное влияние, что его рекомендация и отзыв имели решающее значение на раздачу милостыни просителям, что к нему русское правительство обращалось, чтобы получить те или другие сведения о разных греческих монастырях.

[С. 172] Это подтверждается и тем обстоятельством, что сохранилась «сказка Новоспасского монастыря келаря Иоанникия» о монастырях, имеющихся в Цареграде, Иерусалиме и во всей греческой земле, писанная им по просьбе Филарета Никитича. Когда персидский шах прислал в дар Михаилу Феодоровичу ризу Господню, то в Москве остереглись сразу верить в подлинность этой ризы и между прочим обратились за справками к келарю Иоанникию, не знает ли он чего про «Христову срачицу» и про иные святыни, где они и в котором государстве, не слыхал ли он чего об этом в Греции, когда был там[215].

В июле 1628 года прибыл в Москву веррийский митрополит Аверкий и остался в Москве на государево имя. В 1629 году выехал на государево имя и поселился в Москве селунский митрополит Паисий, а в 1630 году приехал в Москву с турецким послом Фомою Кантакузеном севастийский митрополит Иосиф, который также остался в Москве на государево имя[216]. Эти три иерарха, поселившись в Москве, жили при дворе, пользовались у царя и патриарха почетом и влиянием. Когда в 1630 году представлялся Филарету Никитичу Фома Кантакузен в качестве турецкого посла, то на представлении присутствовали и митрополиты Паисий Селунский и Аверкий Веррийский; в том же году они присутствовали и на приеме царем и патриархом голландских послов. В 1631 году при приеме английского посла были Аверкий и севастийский митрополит Иосиф, они же присутствовали и при приеме датского посла[217]. Как велико было при дворе влияние этих архиереев, можно заключить из того обстоятельства, что к их покровительству и ходатайству прибегали даже русские вельможи. Так, Аверкий заявлял, «что наперед сего бил челом к государю святейшему патриарху севастийский [С. 173] митрополит Иосиф о князе Володимере Долгоруком, чтобы ему быти по-прежнему на Вологде. И великий государь святейший патриарх чаял, что бил челом севастийский митрополит Иосиф о том с ево, Аверкиева, ведома, а он, Аверкий, про то не ведал, и с ним он о том не спрашивался и ныне што вперед о таком же деле учнет бить челом без его ведома и на него б, Аверкия, в том мненья не было»