. В 1654 году Антиохийский патриарх Макарий жаловался царю, что калужский ямской приказчик, несмотря на царскую грамоту и все настояния его, патриарха, никак не хотел давать ему подвод. Вследствие этой жалобы государь велел за бесчестье патриарха отсечь приказчику мизинец [С. 110] и отставить от должности[128]. В 1660 году торговый грек Дмитрий Юрьев, приезжавший в Москву с узорочными товарами и с письмом к Никону от бывшего Константинопольского патриарха Паисия, в челобитной государю заявил, что проезжие царские грамоты, выдаваемые гречанам, «воеводы в городах и во всей царской земле не слушают и ни во что их почитают, а нас велия изобижают и держат нас в городах воеводы по три дни и по четыре, мучат нас по-собачьи, и мы, бедные гречане, проезжаем три и четыре царствы», чтобы прибегнуть к милосердию православного государя и приять покой, «а здесь нас мучают пуще собак»[129].

Прибыв в Москву, просители милостыни должны были явиться в Посольский приказ, где их опять, как и в Путивле, подвергали допросу: кто они, откуда, через какие страны и места ехали, что видели или слышали на пути, что делается в других странах, нет ли где войны или приготовлений к ней и т. п. Все их показания немедленно записывались и хранились в архиве приказа. В Москве просители помещались обыкновенно на хиландарском сербском подворье, которое находилось за Иконным рядом у Богоявленского монастыря и было подарено афонскому сербскому Хиландарскому монастырю Иваном Грозным. С половины XVII столетия, когда это подводье было отобрано у хиландарцев, просители жили в Никольском греческом монастыре, подаренном афонскому Иверскому монастырю; жили они иногда и по другим московским монастырям и подворьям. В Москве приезжим просителям поденный корм и питье давались обыкновенно в большем количестве, нежели в Путивле и на пути в Москву[130]. До представления государю просители не выходили [С. 111] со своих подворьев и не имели права сноситься с кем бы то ни было без посредства находившегося при них пристава и без особого разрешения государя. В назначенный срок каждый проситель получал дозволение «видеть государевы очи», что происходило с особыми церемониями, отличающимися большею или меньшею торжественностью, [С. 112] смотря по рангу и важности просителей. На представление государю они через дьяка являли привезенную государю святыню, имевшиеся при них патриаршие грамоты, а государь, со своей стороны, тоже через дьяка объявлял им свои подарки и допускал к своей руке. После представления они приглашались к столу государя, или вместо этого почетные кормы от государя посылались на подворье. Эти приемы государем просителей милостыни похожи были во всем на приемы послов и гонцов разных иностранных государств[131]. После царского приема [С. 113] просители жили в Москве на полной свободе по нескольку недель и месяцев, пользуясь во все время своего пребывания определенным царским содержанием. В это время, всегда с особого разрешения государя, они ездили обыкновенно молиться в Троицкую Лавру, в Саввин и после в Воскресенский монастыри, где их встречали, угощали и наделяли более или менее ценными подарками. Кроме того, просители ходили по московским монастырям, по властям (архиереям), по знатным и богатым людям, выпрашивая у них милостыню, причем подносили им мощи или какую-либо другую святыню, за что получали особую плату. Между тем племянники просителей, которые в действительности были купцы, пользуясь в Москве казенным содержанием, выгодно распродавали здесь беспошлинно и на казенных подводах привезенные товары и по дешевым ценам закупали особенно меха, чтобы отвезти их на казенных подводах до границы и там продать с большими барышами, известную часть которых они должны были уделять тем духовным лицам, которые привозили их в Москву в качестве своих племянников. Когда просители получали в Москве все, что только им было можно получить, они подавали в Посольский приказ, ведению которого подлежали во все время своего пребывания в Москве, челобитную [С. 114] на имя государя с просьбою отпустить их домой. Тогда им назначалась прощальная аудиенция у государя в том же порядке, как и «на приезде», причем и «на отъезде» давались разные дары и лично и на монастыри. Но чаще прощальная аудиенция заменялась простым объявлением через Посольский приказ «дачи на отъезде», после чего просители отправлялись из Москвы в Путивль. Отправлялись они назад, как и приезжали, на казенных подводах, корм и питье давалось им от Москвы до Путивля на две недели, количеством несколько больше против того, что давалось им на пути в Москву