Пантелею начинает казаться, что все в этом зале находятся в каком-то странном сговоре между собой. Он как-то наблюдал такую детскую игру, в которой все, сговорившись, морочили того, кто «вадит», и весело хохотали над ним. Пантелею та игра не понравилась. Ему было очень обидно за ребенка, который вадил. Теперь он вдруг почувствовал себя в роли того ребенка.

Лучше бы медведь-дьявол задрал его той страшной ночью, когда кошмар превратился в явь! Это было бы не так обидно как теперь, когда его закошмаривают такие же люди как он. А может быть это и их сейчас морочит дьявол-медведь?

Под звуки прокурорского голоса Пантелей заново провалился в кошмар той ночи, когда случилось непоправимое. Тогда он в очередной раз сошелся в рукопашной схватке с медведем. Промедли Пантелей хоть мгновение, и было бы поздно. Как произошел тот переход из сна в явь? Какова страшная и непостижимая тайна этого перехода? Из чего он тогда перешел и в чем оказался? Он бился в заколдованном круге, не имеющем выхода?! В самое последнее мгновение Пантелей опередил медведя ударом охотничьего ножа, и с ужасом услышал, как предсмертный вопль его врага перешел из медвежьего… в женский.

– Это было классическое умышленное убийство на бытовой почве! – продолжал тем временем гнуть свою линию прокурор.

Пантелею вдруг вспомнился его давний разговор с одним озорным мальчуганом.

– Дядя Пантелей! Научи меня понимать язык зверей и птиц!

– Лесником, наверное, хочешь стать, когда вырастишь?

– Нет, дядя Пантелей! Я буду прокурором!

– Тогда тебе надо научиться понимать язык людей.

– А я разве не понимаю?

– Подсудимый Колотилин! Вам предоставляется слово в свою защиту! – строго произносит судья.

Пантелей начинает говорить свое «слово», изредка бросая короткие беззащитные взгляды то на судью, то на «публику», но вскоре теряется и умолкает.

– У Вас все? – строго спрашивает судья.

– Все, – отвечает Пантелей, потеряв всякое желание продолжать.

Судья объявляет перерыв до следующего утра. Пантелея уводят. Представительницы местных СМИ снова обступают прокурора, осыпая его комплементами.

– Вы были, как всегда, восхитительны!

– Это было великолепно!

К ним подходит свидетель Такова.

– Это что же тут великолепного? – резко спрашивает Такова у вытанцовывающих перед прокурором представительниц местных СМИ и упирается в растерявшегося Вадима Петровича неожиданно умным и проницательным взглядом.

– Складно Вы тут говорили, гражданин прокурор. Только как же Вы можете за своими собственными словами человека не видеть?! Доказательствам верите больше, чем своим собственным глазам?! А если доказательства так сложатся, что цыпленок теленка съел?! А так по-вашему сейчас и получилось! Эх, Вы, господин прокурор!..

С вечера Пантелей долго не мог уснуть. В голове у него навязчивым неумолкающим эхом звучали слова прокурора. Пантелей безуспешно пытался отыскать истоки этих слов. Он с удивлением сравнивал то, как легко через доброту и любовь приходит к простому, зачастую малообразованному сельскому жителю понимание не только человека, но и домашних птиц и животных, с тем, какое дикое непонимание продемонстрировали сегодня в отношении него такие умные, такие образованные люди.

Не спалось этой ночью и прокурору. То, что высказала Вадиму Петровичу после его блестящего выступления в прениях свидетель Такова, не забывалось по прошествии времени, а наоборот, все болезненнее разъедало его самолюбие. Домой Вадим Петрович вернулся в состоянии крайнего раздражения, ужинал через силу и рано лег спать, но уснул только после полуночи. Приснился ему огромный и свирепый медведь. Вадим Петрович сразу догадался, что перед ним тот самый медведь-шатун, медведь-дьявол, о котором рассказывал Колотилин. Медведь уселся возле Вадима Петровича в пустом еще зале судебных заседаний за прокурорским столом и затеял какой-то неясный разговор из туманных, но будто бы очень опасных намеков. Вадиму Петровичу было невыносимо страшно и от близости этого свирепого хищника, и от его слов, а медведь, словно наслаждаясь страхом своего невольного собеседника, продолжал нагонять на Вадима Петровича все больше и больше жути. По мере этого разговора медведь становился все нахальнее и страшнее. Вот он уже издевательски подмигивает Вадиму Петровичу и кричит ему прямо в ухо: