– Время все лечит, – произнес как-то утром Бернат, обращаясь к Арнау. – Нужно подождать, окружить его любовью и заботой.

Но Жоанет продолжал молчать, только иногда заходился в приступах плача, которые случались с ним каждую ночь.

Отец и сын внешне сохраняли спокойствие, затаившись на своих тюфяках. Затем силы покидали малыша, и сон, беспокойный и недолгий, брал верх…

– Жоанет, – услышал как-то Бернат голос Арнау. – Жоанет…

Ответа не последовало.

– Если хочешь, я могу попросить Святую Деву, чтобы она тоже стала твоей матерью.

«Правильно, сынок!» – подумал Бернат. Он и сам хотел предложить сыну сделать это, но понимал, что Святая Дева – это секрет мальчугана и потому он сам должен был принять такое решение.

И Арнау это сделал. Но Жоанет не отвечал. В комнате воцарилась глубокая тишина.

– Жоанет? – снова позвал его Арнау.

– Так меня называла мама.

Это было первое, что малыш сказал за несколько дней, и Бернат, стараясь лежать спокойно, услышал:

– А ее уже нет. Теперь я – Жоан.

– Как хочешь. Слышал, что я тебе сказал о Святой Деве, Жоанет… Жоан? – поправил себя Арнау.

– Но твоя мама не говорит с тобой, а моя говорила.

– Скажи ему о птицах! – тихонько подсказал Бернат.

– Но я могу видеть Святую Деву, а ты не мог видеть свою маму.

Жоанет снова замолчал.

– Откуда ты знаешь, что она тебя слышит? – спросил малыш после довольно продолжительной паузы. – Она – всего лишь каменная фигура, а каменные фигуры не слышат.

Бернат затаил дыхание.

– Если ты уверен, что она не слышит, – ответил Арнау, – почему все с ней говорят? Даже отец Альберт это делает. Ты сам видел, не так ли? Или ты считаешь, что отец Альберт ошибается?

– Но она ведь – не мать отца Альберта, – возразил малыш. – Он мне сказал, что у него есть своя мать. Как я узнаю, что Святая Дева захочет стать моей матерью, если она со мной не разговаривает?

– Она тебе это скажет ночью, когда ты спишь, или через птиц.

– Птиц?

– Ладно, – пробормотал Арнау. Сам он, конечно, знал, как можно говорить через птиц, хотя и не осмеливался сказать об этом отцу. – Это сложнее. Тебе это объяснит мой… наш отец.

Бернат вдруг почувствовал, как комок подступил к горлу. В комнате снова воцарилось молчание.

– Арнау… – раздался грустный голос Жоана. – А не могли бы мы пойти в церковь прямо сейчас и спросить об этом у Святой Девы?

– Сейчас?

«Да, сейчас, сынок, сейчас. Ему это необходимо», – подумал Бернат.

– Ну пожалуйста…

– А ты знаешь, что запрещено заходить в церковь ночью? – спросил Арнау. – Отец Альберт…

– Мы не будем шуметь. Никто не узнает. Пойдем.

Арнау согласился, и дети, стараясь не шуметь, покинули дом Пере, находившийся неподалеку от церкви Святой Марии у Моря.

Бернат не на шутку разволновался, но постарался успокоить себя: что с ними может случиться? Ведь все, кто их знает, любят этих славных мальчуганов… В лунном сиянии возвышались леса, выведенные на половину стены, контрфорсы, арки и апсиды…

Церковь Святой Марии стояла окутанная тишиной, только у костров время от времени прохаживались охранники. Арнау и Жоанет обошли церковь со стороны улицы Борн: главный вход был закрыт, как и другая ее часть со стороны кладбища Шелковиц, где хранили бо́льшую часть строительных материалов. Одинокий костер освещал строящийся фасад. Юрким мальчикам пробраться внутрь было не так уж трудно: стены и контрфорсы спускались от апсиды до улицы Борн, а дощатый настил вел к входной лестнице. Стараясь в точности следовать чертежам мастера Монтагута, которые указывали на месторасположение дверей и ступеней, дети пробрались внутрь храма. Они молча дошли до часовни Святых Даров, которая находилась в крытой галерее, где за крепкой, красиво отделанной решеткой из кованого железа их ждала Святая Дева, всегда освещенная свечами из чистого пчелиного воска, которые ставили бастайши.