– Папенька! – воскликнул Георгий и подскочил было к полковнику, однако остановился, внезапно оробев под суровым отцовским взглядом. О смысле дальнейшего диалога отца с сыном Огюст мог легко догадаться.

– Мы после поговорим с тобою, Жорж! – произнес полковник, с невыразимым облегчением переведя дыхание. – Замечу тебе только, что твое поведение недостойно и неумно… И изволь сейчас отойти и не мешать мне. Поручик, где ваш пленный?

– Вот он, господин полковник, – Крутов кивком головы указал командиру на Огюста. – Мост через Об – его выдумка.

– Неужели? – улыбаясь с некоторым недоумением, Артаманцев подошел к квартирмейстеру и заговорил по-французски. – Неужели, мсье, вы за час сумели навести мост через реку?

– За полчаса, – поправил Монферран. – Мне помогли бочки из того склада.

Полковник несколько минут разглядывал уцелевшие опорные столбы и обрывки веревок на них, затем тихонько присвистнул.

– Прямо-таки гениально придумано! Как ваше имя, квартирмейстер?

Огюст назвал себя.

– Хм! А я уж думал, не прозвучит ли какая-нибудь известная фамилия… Вы инженер?

– И инженер тоже, мсье. Но только чуть больше того. Я архитектор. Служил в Париже под началом главного архитектора мсье Молино.

Артаманцев улыбнулся невеселой улыбкой.

– Господину Бонапарту следовало бы беречь таких талантливых людей. Рад знакомству с вами, мсье де Монферран. Я – граф Петр Артаманцев.

И полковник протянул руку для рукопожатия.

– Времена для Франции наступают не лучшие, – продолжал он, непринужденно беря под руку своего пленника и усаживаясь с ним рядом все на те же разостланные мешки, словно то был дорогой персидский ковер. – Сейчас едва ли у вас будут строить. Но времена меняются, в конце концов. Мне кажется, вы будете знамениты.

– Где? – не выдержав, печально усмехнулся Огюст. – У вас в Сибири, или как она там называется?

– Ну, отчего так мрачно? – засмеялся полковник.

– Оттого, что веселиться мне не с чего, мсье! – пожав плечами, проговорил молодой человек. – Я – всего лишь младший штабной офицер и ни для кого, ни на вашей, ни на нашей стороне не представляю ценности, так что судьба моя незавидна.

В это время к отцу быстро подошел Георгий и что-то стал говорить ему по-русски. Слушая его, полковник помрачнел и даже немного побледнел, затем резко оборвал сына, сказав что-то вроде:

– Самонадеянный, невыдержанный мальчишка! Поди от меня, пока я тебя не позову, но только держись поблизости! Уж я потом тебе покажу за такое самовольство…

И по-французски вновь обратился к Монферрану:

– Мсье, мой сын кидался на вас и грозил штыком?

– Да, и я чуть было его не убил…

– Боже правый! – полковник побледнел еще сильнее. – Тринадцать с лишним лет дуралею и никакого ума… Простите. Зря я взял его. Но что делать? Сам ведь и воспитываю всю жизнь: жена скончалась от родов, вот он мне и достался. Да… Послушайте, квартирмейстер, вы верхом, вероятно, ездите хорошо?

Огюст кивнул.

– Я – кавалерист. Но за неимением лошадей служил и в пешем строю.

– Все ясно. Ниже по течению, там, где река уже, наши саперы наводят мост. Так быстро, как вы, они не справятся, но, все же, полагаю, часа через два он будет готов. Я хочу попросить вас отвезти пакет вашему полковому командиру. Заметьте, я даже не спрашиваю вас, как его зовут.

Монферрану показалось, что он ослышался.

– То есть… как отвезти?

– Так. Мы будем переправляться утром. А вы до утра, наверное, догоните арьергард своей армии и найдете свой полк. Лошадь я вам дам.

– Боже мой! – вырвалось у Огюста.

Он не мог и не хотел скрывать своей сумасшедшей радости. После всего пережитого она обрушилась на него как водопад.