Как-то раз вечером я доставил такое наслаждение Иольке, что любовные стоны, вероятно, долетели до кухни, где моя мать что-то готовила. И с этого дня она уже никогда не ругала меня, не пошлепывала и не делала саркастических замечаний. Похоже, мать признала, что теперь в ее доме двое мужчин.

Моей матери уже нет в живых – она умерла через три года после смерти отца. От рака, но все говорили, что от тоски по мужу. Я не спорю с этим мнением, ибо многим людям хочется верить, что можно умереть от тоски по любимому человеку. Впрочем, может быть, так оно и есть, и я тоже с течением времени начинаю понемногу верить в это. Приятно думать, что любовь может быть такой большой и прекрасной.

Я получил хорошее, хотя и довольно суровое воспитание.

Каждое воскресенье проходил торжественный семейный обед. На стол блюда подавала мать и лучшие куски подкладывала на тарелку отца, потом по очереди, в зависимости от возраста, получали еду и мы, три сына. Я был средним, поэтому мне доставались средние куски и таким же «середнячком», похоже, на всю жизнь и остался. За разговоры во время обеда без разрешения отца в худшем случае можно было схлопотать от отца пощечину, а в лучшем – приходилось с тарелкой идти на кухню. Поскольку я часто пытался высказаться по различным вопросам, то нередко получал по щекам или ел на кухне. К старости я немного поумнел и все реже высказываюсь в тех случаях, когда меня не спрашивают.

Своих детей я воспитываю подобным образом, однако приходится учитывать тот факт, что изменилось время и молодежи позволено высказываться даже тогда, когда их никто не спрашивает. Я также разрешаю сыну и дочери иметь собственное мнение по многим вопросам. Но одного я не переношу: хамства. Когда мой сын в пылу дискуссии со мной – а это уже было перед его экзаменами на аттестат зрелости – сказал: «Да что ты там, отец, в этих делах понимаешь», – я ударил его по лицу. Все это произошло во время прогулки по лесу. Он пришел домой с красной припухшей щекой. «Что случилось?» – спросила его мать. «Да ничего особенного, просто наткнулся на ветку», – буркнул он и убежал в свою комнату. Впрочем, это был последний случай, когда я его ударил. Что касается дочери, я никогда и пальцем ее не тронул и, похоже, моя жена права, считая, что я ее избаловал и отношусь к ней совсем иначе, чем к сыну. Но в дочери я всегда видел будущую женщину, а я считаю, что к женщинам следует относиться иначе, чем к мужчинам.

Современные принципы педагогики раздражают меня, а рекомендации доктора Спока просто смешат. Может, потому, что мне хорошо знакомы работы Фрейда, Адлера и Юнга. Партнерство, говорите?… Признаюсь, я даже не понимаю, какое значение вкладывается в этот термин. Если бы меня мой сын похлопал по плечу и спросил: «Как дела, старик?», то тут же оказался бы под столом. Какой он для меня партнер, раз не он меня, а я его содержу? Я не могу взять себе в партнеры мальчишку, который учится в старшем классе средней школы, или даже как сейчас, на четвертом курсе медицинского института. Пусть он сперва получит образование и узнает кое-что об окружающем мире, пусть обзаведется семейством, которое будет жить в дружбе и согласии, тогда мы попартнерствуем. А пока что я могу послушать, какие проблемы его заботят, поделиться своими, но все равно поступлю согласно своим убеждениям.

При всем при этом я всегда придерживался одного принципа, чего не могу сказать о моей жене: не вымещал своего плохого настроения на детях, не наказывал больше или меньше в зависимости от того, был ли я весел или грустен, и старался быть справедливым и снисходительным. Не избегал я также и рискованных тем, отвечал на самые интимные вопросы как сына, так и дочери. Друзья часто упрекают меня в том, что я деспот, тираню окружающих, воспитываю детей как обезьянок, и вообще жизнь моей семьи – это пытка и унижение. Так, к примеру, на моем столе в кабинете всегда стоит маленький колокольчик. Всякий раз, когда я работаю, а во время работы я люблю пить крепкий чай, я просто тихонечко звоню. По сигналу колокольчика новый стакан мне приносит жена, сын или дочь, и все они считают это знаком особого доверия. Как сейчас помню своего семилетнего сына, когда он с большим благоговением приносил стакан чая и бесшумно ставил его на стол. Если я был на него сердит, мать предупреждала мальчика: «Не ходи, отец отошлет чай обратно». Он просил: «Нет, мама, я тебя прошу, позволь мне это сделать. Папа так занят, что даже не заметит, кто ему принес чай». «Ты его не знаешь, он все видит», – вздыхала мать и разрешала ему нести чай. Как она и предсказывала, я отсылал его на кухню. Потом начиналось тихое посредничество матери, что мальчик это слишком принимает к сердцу, и тогда я делал вид, что не замечаю, кто мне ставит на стол чай. Кажется, после этого на кухне была большая радость: «Отец взял чай, он на меня уже не сердится». Я всегда считал, что ребенок должен заслужить любовь отца, ибо таким образом он может научиться добиваться любви и уважения других людей.