– Теория запретного плода работает – это раз. Второе, ты не представляешь, какие фанфары дребезжат во мне звуковыми вибрациями не только в теле, но и сознании от мысли о победе над чем-то особенным. Я слепну в такие мгновенья от фейерверков перед своими глазами.

– И эти фейерверки твоих рук дело? Что дает это лично тебе, помимо секса? Должна быть причина…

Саркастически настроенный Сергей явно не понимал Вадима и серьезности его намерений.

– Это придает уверенности в себе и благоприятно влияет на результат творческой работы, – объяснил Ковалев. – Даже не просто благоприятно, а порой феерически!

– Я так понимаю, опыт у тебя в укрощении верности уже присутствует? – с горькой иронией предположил Сергей.

– Разумеется, – глаза Вадима дьявольски сверкнули. – Главное, дать девочке понять, что она нуждается в этом больше, чем думает.

И его заводило, что с Анечкой несколько иначе обстоят дела, чем, скажем, с теми девушками и женщинами, которые после недолгих сопротивлений все же оказывались в его объятиях, – она виделась ему чистой. Даже ее сознание казалось кристальным и внеземным, ибо это проявлялось в лучезарности мечтательного взгляда. Если бы в ее анкете не было речи о ребенке, то Ковалев однозначно сделал бы вывод, что она… девственница. Именно это умение вводить в заблуждение… ее умение… распаляло в нем утопический интерес, погружаемый в самую бурную и отборную фантазию.

Приподняв капот, Вадим сосредоточено сощурился. Разумеется, он знал, что случилось с машиной – ровным счетом ничего! Но нужно вспомнить актерский талант, данный от Бога, и применить его для приближения к долгожданному акту совращения…

– Что-то стряслось? – услышал он заботливую нотку в долгожданном голосе.

Приподняв брови, Вадим не смог удержать всплеска надменного облегчения, тут же отразившегося во взгляде: уже попалась.

– Да, видимо, что-то… Вы можете помочь?

– Помочь? Я? В этом? – она деловито указала наманикюренным пальчиком в сторону «внутренностей» машины. – Ха! Я в этой теме абсолютный «чайник»!

Это прозвучало так внезапно и торжественно, что Ковалев тихо рассмеялся.

– Я понял вас.

– Но могу подбросить, – тут же добавила она. – Если, конечно, вам не страшно.

Последняя фраза прозвучала с откровенным ехидством, и Ковалев невероятно обрадовался такому неожиданному повороту в их общении.

– Был бы благодарен… если подбросите… А почему это мне должно быть страшно?

– А потому что я – обезьяна с гранатой, – хладнокровно протянула Анечка и небрежно бросила сумочку на заднее сиденье.

– Обезьяна… мгм… Очевидно, очень милое зрелище, – съязвил Вадим, усаживаясь на пассажирское.

– И не менее опасное, – сарказм в ее голосе немного его порадовал.

Порадовал, ибо в тот момент он узрел в ней некое противостояние: будто два совершенно разных женских типажа соперничали в одном лице. Словно в подтверждение его мыслей, Анечка чуть ударила по коробке передач и, пробежавшись прищуренным взглядом по зеркалам, прижала педаль газа, отчего машина томно заурчала послушным согласием чуть разогнаться.

На миг отвернувшись, Вадим вновь бросил взгляд в ее сторону, стараясь особо не демонстрировать свою заинтересованность. Чудесный повод увидеть Анечку в неофициальной обстановке, более раскрепощенной. А то поднадоел образ перепуганной, невольной, боящейся ему перечить… Нет, роль недотроги чем-то заводила… но быстро надоедала. А здесь – у девчонки и глазки поменялись, и улыбочка другая… Словом, проснулось в ней что-то другое, еще более манящее. И, умиляясь этому моменту, Ковалев ненароком озвучил свои мысли: