– Бывает и другая сладость, ничуть не хуже.

Во взгляде, в выражении лица светились жар и знание, от которых у меня вырвался нервный смешок, а пульс пустился вскачь.

Дойл провел губами по моему плечу. Я взглянула на него и увидела то же темное знание в его глазах. Знание, рожденное ночами и днями, где были только обнаженная кожа, и взмокшие тела, и сбившиеся простыни, и наслаждение.

– Ты все же решил играть. Почему ты передумал? – спросила я слегка дрожащим голосом.

Он шепнул мне прямо в щеку, и от его горячего дыхания я снова вздрогнула:

– Это необходимое зло, и если тебе приходится выставлять себя на всеобщее обозрение, я не могу тебя бросить в беде. – Вновь его лицо озарила та же мимолетная улыбка, что делала его моложе – делала совсем другим. Еще месяц назад я не знала, что Дойл умеет так улыбаться. – Да и разве можно оставить тебя Рису? Только Богиня знает, что он натворит, если дать ему волю.

Рис провел пальцами по краю моих плавок.

– Такой крошечный клочок ткани… Если мы постараемся, они его не разглядят.

– Что ты имеешь в виду? – нахмурилась я.

Он наклонился ниже, почти прикоснувшись лицом к этому крошечному лоскутку, руки скользнули по моим полусогнутым ногам и сомкнулись на бедрах, полностью закрыв ярко-красную ткань плавок-бикини. Голову страж наклонил, и белые кудри рассыпались, занавесом скрыв нижнюю часть моего тела.

Я не успела даже слова сказать, ничего вообще сообразить не успела, как между деревьями показался вертолет, и нас увидели. Прелестная картина. Рис, зарывшийся лицом мне в пах, ноги согнуты в коленках, пятки в восторге молотят по заду, как у ребенка, дорвавшегося до кулька со сладостями.

Я думала, что Дойл наорет на него, но тут глава моих телохранителей уткнулся лицом мне в шею, и я поняла, что он смеется. Плечи у него дрожали от попыток не расхохотаться в голос. Потом Дойл позволил мне откинуться на шезлонг: он все еще хихикал, но уже мог скрыть это от камер без моей помощи.

Я тоже не удержалась от улыбки и порадовалась, что на мне солнечные очки. Улыбка перешла в смех, когда вертолет начал выписывать круги над нами так низко, что по воде побежали волны, а волосы Риса разметало по всему моему телу. Мои собственные волосы под искусственным ветром взметнулись, будто языки пламени.

Теперь я смеялась неудержимо, и груди подпрыгивали в такт.

Рис лизнул внизу живота, и даже сквозь ткань это заставило меня задохнуться на миг, смех стал тише. Он поднял на меня глаз, и взгляд сказал достаточно: он не хотел, чтобы я смеялась. Рис осторожно укусил меня сквозь ткань. Я вздрогнула всем телом, спина выгнулась, голова запрокинулась и рот открылся в судорожном вдохе.

Дойл сжал мне плечи, слегка приведя в чувство. Я дрожала, и сфокусировать зрение было трудно.

– Полагаю, для одного раза зрелищ хватит. – Он накрыл мне живот одним полотенцем и протянул Рису второе.

Рис смерил его взглядом, и я видела, что он раздумывает, не пуститься ли в спор. Но все же Рис поднялся, постепенно расправляя полотенце, так что мое бикини ни разу не мелькнуло перед объективами. Я вообще-то ожидала, что в конце он разоблачит нашу шутку, но он не захотел. Он очень тщательно укутал меня полотенцем, пока вертолет нарезал над нами круги и ветер от лопастей винта развевал наши волосы. Стоя на коленях, Рис был отчетливо виден, и я подумала: станут журналисты дипломатично затемнять фотографии в стратегических местах, или попросту продадут снимки европейским газетам?

Когда я была надежно укрыта от колен до самого верха купальника, Рис подхватил меня на руки.

Мне пришлось перекрикивать ветер и шум двигателя: