– Я не знаю, почему ты не используешь самолет своего отца, вместо того чтобы летать в обычных самолетах. Я ненавижу аэропорты. Толпы, очереди, люди, бегущие по эскалаторам. Это ужасно выматывает.
– Согласен. Но я также думаю, что летать на частном самолете только потому, что я могу, было бы слишком расточительно. – Хантер почесал подбородок. – Кроме того, я был в Лос-Анджелесе со своей съемочной группой и снимал документальный фильм. Про индустрию экологически чистой энергии.
Пирс щелкнул пальцами:
– Да! Я помню, как ты упоминал об этом.
– Точно. И как я буду выглядеть, если прибуду туда на частном самолете?
Пирс поморщился.
– Я понимаю, что ты хочешь сказать. Ты снял все, что тебе было нужно?
– Да. Теперь дело за моими специалистами по постпродакшн, они должны превратить отдельные кадры в полноценный фильм. – Хантер откинулся на подушки. – Теперь, когда я вернулся в город, могу возобновить работу с волонтерами в моем лагере искусств.
– Вот это тебе по-настоящему нравится?
– Абсолютно, – сказал Хантер. – Мой отец владеет семью автосалонами по всему Югу – я могу проводить время так, как хочу. И помимо создания фильмов, мне доставляет удовольствие влиять на следующее поколение художников.
Пирс потягивал кофе, наслаждаясь насыщенным вкусом.
– Понимаешь, вот почему мы с тобой до сих пор друзья. Так много людей, с которыми мы ходили в частную школу, сделали большие дела и очень мало дали обществу.
Хантер покачал головой:
– И не только те, с которыми мы учились в школе.
– Но не мы, – вздохнул Пирс. – Я никогда не мог повернуться спиной к городу, в котором вырос. Вот почему, как только я чего-то добился в «Гамильтон-Хаус», я учредил этот фонд, чтобы сохранить музыкальное образование в школах.
Несколько минут они сидели в приятной тишине, допивая кофе.
Поставив кружку на стол, Хантер хлопнул в ладоши.
– С тобой происходит что-нибудь интересное?
Пирс покачал головой.
– Ты меня знаешь. Я все время работаю.
Хантер рассмеялся.
– Я уверен, что мне не нужно говорить тебе, что в жизни есть нечто большее, чем работа.
– Нет. Но я так много сделал для увеличения прибыли и активов «Гамильтон-Хаус». А когда я этого не делаю, моя мать или сестра неизбежно призовут меня к участию в любом проекте, который у них есть. – Он вскинул руки. – И это единственная причина, по которой я сейчас здесь. Если бы мама не придумала этот проект, я мог бы увлечься чем-то, что напоминает общественную жизнь.
Хантер фыркнул:
– Извини, друг. Ну, по крайней мере, у тебя есть кто-то, кто может снять и отредактировать фантазию твоей матери, не отнимая у тебя слишком много времени.
– Ты мое единственное спасение. – Пирс покачал головой.
– Давай перейдем к зеленому экрану и начнем съемку. Твоя мама прислала мне список вопросов, поэтому мы начнем с того, что ты ответишь на них.
– Я надеюсь, вопросы приличные?
Пирс не мог избавиться от мысли, что его мать решила обсудить какое-то глупое детское происшествие, чтобы повысить развлекательную ценность статьи.
– Не совсем, но, если мы столкнемся с чем-то, о чем ты не захочешь говорить, я не буду на тебя давить. И помни, мы все отредактируем, прежде чем кто-то еще это увидит. – Хантер включил студийное освещение, затем прошел в кладовую и вернулся с единственным табуретом, который поставил перед зеленым экраном.
Сидя на табурете, Пирс глубоко вздохнул.
Хантер выкатил штатив с установленной на нем камерой. Поиграв несколько минут с позиционированием, он спросил:
– Готов?
Пирс кивнул.
Хантер включил камеру и достал из кармана сложенный лист бумаги.
– Сегодня мы встретились с Пирсом Гамильтоном, директором по развитию «Гамильтон-Хаус». Итак, Пирс, расскажи нам о том, как ты споткнулся о чей-то скейтборд и упал лицом в чашу с пуншем на выпускном вечере.