– Я не понимаю, – признался Зар, глядя на эльфа, – разве Ксилаар не заслуживают того, чтобы снова выйти в мир? Чтобы жить, как все другие расы? Мы тоже можем быть частью этого мира, почему же должны прятаться в этих болотах?

Кираи тяжело вздохнул, его взгляд стал более усталым, как будто он много раз повторял эти слова. Он опустил голову, а потом вернулся взглядом к Зару, словно пытаясь найти нужные слова.

– Есть разница между умом и мудростью, – сказал он, его голос стал мягким, как шелест старых страниц. – Ум может ответить на многие вопросы. Он ищет решения, находит пути, может быть быстрым и решительным. Мудрость же… она просчитывает последствия каждого шага, видит не только сегодня, но и завтра. Она знает, что каждое слово и каждое действие несет за собой огромную силу, которой невозможно управлять без понимания того, к чему она может привести.

Зар смотрел на Кираи, пытаясь понять, что старик имеет в виду. В его глазах было столько знаний и боли, что маленький ящер почувствовал, как его собственные амбиции начинают сдерживаться сомнением.

– Ты хочешь вывести свой народ в этот мир, но понимаешь ли ты, что мир будет смотреть на вас совсем иначе? Ксилаар давно забыты, исчезли с карты истории. Сейчас ты один из немногих, кто знает об этом. Ты был в Топях, ты видел, насколько отличается мир внутри и снаружи. Но ты думаешь, что люди и эльфы, и даже дворфы примут вас с распростёртыми руками? Нет. Они не примут.

Зар слегка опустил голову, его беспокойный хвост кончиком подметал пол. В его груди было странное чувство, почти боль, от осознания того, что ему предстоит пройти ещё долгий путь к пониманию.

– Но если мы… если мы сможем показать им, кто мы, если мы сможем доказать, что мы не угроза, а… – голос маленького ящера дрогнул, и он не мог закончить фразу.

Кираи внимательно наблюдал за ним, и его взгляд стал почти печальным.

– Я понимаю твоё желание, Зар. Но ты не понимаешь всю тяжесть этого выбора. Ты думаешь, что принесёшь спасение, но на самом деле это может привести только к разрушению. Твоя раса была изгнана, и не потому, что она была слабой, а потому, что она была слишком могущественной. Мы живём в мире, где слабые и сильные сталкиваются, но не всегда по правилам. Сильный мир не сможет принять Ксилаар, его инстинкты будут стремиться к уничтожению.

Кираи встал и подошёл к окну, его руки сцепились за спиной в лёгком волнении. Зар взглядом проследил за учителем, разглядывая складки на лёгких, ниспадающих светлых одеждах старика, обрабатывая каждое его слово в голове.

– Если ты решишь вывести Ксилаар из Топи, – продолжил Кираи, – ты можешь подарить им вовсе не свободу, а стать тем, кто разрушит то, что осталось от них. Мир не может быть переписан на основе мечты одного существа. Ты и твой народ должны быть готовы к тому, что за каждое действие будут последствия. И иногда эти последствия – не то, что мы можем контролировать.

Зар молчал. Он не знал, что сказать, и как воспринимать эти слова. Он понимал, что Кираи не против его желания, но также знал, что старик хочет, чтобы Зар был готов ко всему.

– Я… я должен обдумать это, – наконец, сказал Зар, его голос был тихим, но решительным.

– Да, – ответил Кираи, поворачиваясь к нему. – Ты должен обдумать, прежде чем действовать. И только тогда ты сможешь понять, какой путь должен быть пройден.

Зар снова посмотрел на пергамент, в его голове крутились кусочки недавнего диалога, которые пока никак не складывались в цельную картину. Но он знал одно: его путь только начинался.

К семнадцати годам Зар впитал всё, что мог передать ему Кираи. Иные языки, сведения об экономике, политике и теоретические познания в магии и алхимии, в работе артефактов, что старик насобирал в своём доме. Однако эльф, проживший более двух веков, ослабел и слёг. Болезнь быстро подтачивала его силы, но до последнего дня он продолжал делиться знаниями со своим учеником. В один из вечеров он подозвал Зара к кровати. Макс тоже в этот момент оказался рядом. Голос старого учителя был хриплым, но всё ещё твёрдым.