Сейчас он решил сделать ряд записей – воспоминаний о деде Игоре.

«Мой любимый, мудрый «королевич Елисеевич»! Родился он девятого ноября девятьсот пятого года. Да-а-а… Скорпион Скорпионович! Пальца ему в рот не положи! И не спорь, даже не противоречь! Э-э… Кто там у него… в управителях?… Алина говорила… Да – Плутон и Марс! Что ещё?… Имя скандинавского происхождения… Ингвар… Да… «Воин Бога», «Хранитель Бога», «Хранимый Фрейром»… Точно про деда! Высокий, костистый, с гордо поднятой головой и жёсткими волосами, со лба зачёсанными назад… Выправка, и природная, и военная. Себялюбив, горд! Да, было такое… Упрямец и боец! Что уж любит – защитит! Сверхъестественное трудолюбие, непревзойденная целеустремлённость! Практицизм и хватка… Карьера и чувство долга… Патриот! Но эта логичность, логистика во всём прятали в себе и широту и глубину интересов… И даже богатство воображения, и любознательность, и склонность к саморазвитию! Одинаково любил и Дюма, и Жюля Верна, и Толстого и Гётте. Выйдя на пенсию, был переменчив в настроении, рефлексировал, всё ревизировал, корректировал свои идеалы… Понимал ли уже наконец, что истину следует искать не в борьбе, а в гармонии, а направление развития не в победах, а в равновесии? Начинал ли подозревать, что не следует человеку быть уверенным, будто он до конца понимает смысл и конечный результат своих дел и устремлений…? Да… Несовершенство… всего… Душе нужен приют. Где он? А вообще дед бывал остроумен, добродушен, мог очаровать любого и, особенно, любую… Да, бывал романтичен и замечался за ним (и в семьдесят!) повышенный интерес к слабому полу. Но! Шутил: «Я – преданный семье бабник!» Точно. Был семьянин отменный! А как он мог и как умел заразить оптимизмом, убедить! И не вздумайте хоть грамм критики в его адрес! И не трогать самолюбие! И не пытаться – укусит! Больно!

Умер он в восемьдесят девятом. Восемьдесят четыре года. Умер от инфаркта, быстро, даже не побывав «дряхлым стариком». Ежедневная зарядка, пробежка… Плавал утром,… вышел на берег и упал замертво…

В начале тридцатых он работал инженером-механиком в одесском порту. А в тридцать четвёртом его направили на работу в «органы». НКВД в этом году был реорганизован. Появились новые структуры по обеспечению государственной безопасности. Вот туда Игоря Елисеевича и направили… Внешняя и контрразведка.

Ах, да… В тридцать втором он женился. Родился сын Арсений… Жена родом из Николаева. На николаевском судозаводе они и познакомились. Дед был в командировке. Бабуля тогда работала в заводской столовой, училась в институте…

И вот сорок первый. Война. Семья Игоря экстренно эвакуирована на Урал, в город Молотов. Позже, э… в пятьдесят седьмом, городу вернут прежнее название – Пермь. Семья обустраивается, дед меняет профиль работы… Он сейчас не разведчик, он чекист, но инженер… Он занимается переводом машиностроительных заводов в Молотов, Свердловск, Челябинск… На военные рельсы…

В сорок четвёртом, когда вновь потребовалась его хватка разведчика, да ещё отличные знания и немецкого, и польского, и украинского языков, деда забрасывают на Западную Украину и далее в Польшу… Работа во Львове, Кракове, и его поиски следов отца, Елисея… Знакомства, связи… И личные тоже… Но вот в «органах» созревает какой-то донос: отец майора НКВД Черского И.Е., музыкант Черский Е.С. пропал без вести во Львове в девятнадцатом. Есть мнение (!) – невозвращенец и антисоветчик… Вдруг? Отозвать майора! Деда не репрессировали, а просто отправили обратно на Урал. Поиски следов Елисея временно остановлены.

В сорок шестом командировали в Одессу для борьбы с организованной преступностью. Тогда бандиты «наделали шороху». Дед с «легендой» человека от Николаевской, Херсонской и Севастопольской бандитских группировок внедрился в банду. За отличную работу в этой сложной операции он получил орден из рук самого Жукова и, вернувшись в Молотов, быстро получил звание подполковник… В пятьдесят четвёртом он возглавил отдел контрразведки и промышленного шпионажа в областном управлении КГБ. В этом году опять произошла реорганизация «органов» и появилось это название. И теперь он полковник. Заводы резко перестраивались на «оборонку». Все! Где-то весь завод, где-то – цех-другой. Ракеты, самолёты, катера, двигатели к ним, топливо, заряды, снаряды… Сложнейший, тотальный аппарат надзора и режима. Повсюду, в любом Вузе и НИИ – так называемые «первые отделы», наука зачастую работает под грифом «секретно».