Семен Розенфельд, депортированный в Собибор в одной группе с Александром Печерским, спросил у одного из старожилов: “А где товарищи наши, где они, как с ними встретиться?” Тот ответил: “Посмотри туда, видишь – дым начинает идти. Вот это ваши товарищи”.

Когда Клод Ланцман снимал свой великий фильм “Шоа” – девятичасовую ленту о нацистских лагерях смерти, в 1979 году записал в Израиле интервью с бывшим узником Собибора Иегудой Лернером. Немного позже режиссер понял, что восстание в Собиборе не могло быть просто эпизодом и заслуживает того, чтобы о нем рассказали в отдельном фильме. Хотя бы для того, как говорил он, чтобы опровергнуть миф, будто евреи не сопротивлялись палачам. “Собибор, 14 октября 1943 года, 16 часов” – так называлась новая картина Ланцмана (2001).

“Когда наш вагон остановился, они кричали нам, чтобы мы выходили: “Раус! Раус!” – рассказывает в фильме Иегуда Лернер. – Были немцы и много украинцев в черной форме. К нам подошел немец. Он сказал: “Мне нужно 60 сильных мужчин”. Я подумал, если это тяжелые работы, будет еда, я согласен. Он отвел нас в сторону. И тут мы услышали… от остальной части уводимой колонны… воздух начал наполняться плачем и криками… гусиными криками, настоящими гусиными”.

Поляки, жившие рядом с Собибором, говорили Ланцману: “Евреи кричали, как гуси, когда их вели в газовые камеры”. А он уже знал – это были настоящие гуси.

Из показаний Печерского: “Немцы, чтобы заглушить эти крики и чтобы окружающее лагерь население не узнало, что происходит внутри, завели на территории лагеря между третьей и четвертой зонами большое стадо гусей. Голов триста. И во время уничтожения заставляли заключенных гонять этих гусей, чтобы гуси своими криками заглушали человеческие стоны и вопли”.

По свидетельству выжившей узницы Эды Лихтман, за то, что один гусь заболел и подох, заключенный Шауль Штарк, которому был поручен уход за стадом, заплатил жизнью.

Собибор, согласно показаниям Печерского, выглядел следующим образом: “Весь лагерь, насколько мне было известно, разделялся на четыре части. В первой части находились бараки, в которых проживали люди, использовавшиеся на различных работах в лагере Сабибур. Эта часть располагалась неподалеку от тупика железной дороги, находившегося на территории лагеря. Бараки, в которых мы проживали, были окружены проволочным ограждением, и всего там было семь бараков. В нескольких там жили люди, которых там было до пятисот человек, а в остальных находились пошивочные, сапожные мастерские, кузница, столярная мастерская и другие подобные помещения, где работали содержавшиеся в лагере люди.

Вторая зона лагеря была предназначена для того, чтобы в ней раздевать догола привезенных для уничтожения людей. Я был в этой части лагеря только один раз, причем только в одном бараке, так что рассказать подробно, что из себя представляла эта часть лагеря, я не могу. Знаю о назначении этой части лагеря потому, что около ста пятидесяти человек работали там по сортировке вещей, отобранных у людей, подлежавших уничтожению. Когда я был в одном из бараков второй части лагеря, то я видел мешки с волосами людей – от работавших там я узнал, что перед уничтожением у женщин срезали волосы. Также я видел очень много одежды, фотографий, документов уничтоженных людей. Я знал, что у людей отбирают ценности и деньги, вещи и ценности немцы забирают себе. Знаю, что там людям предлагали раздеваться и идти в “баню”, а затем их отправляют на работу. Люди верили, что их отправят помыться, и добровольно раздевались…

В третьей зоне лагеря происходило уничтожение людей. Как мне рассказывали, людей загоняли в специальные камеры, закрывали эти камеры и отравляли людей газом. Могу твердо сказать, что в третью зону лагеря никому из рабочих доступа не было. Туда могли ходить только немцы и охранники. Больше того, однажды, когда мы работали в четвертой зоне, к нам пришел один из немцев, построил нас всех и спросил, нет ли среди нас электросварщика. В нашей группе никто не вышел, но немцы нашли электросварщика в другой группе рабочих и направили его вместе еще с тремя или пятью рабочими в третью зону для ремонта чего-то. В лагере шли разговоры, что сломался мотор душегубки. После того как эти люди ушли в третью зону лагеря, их больше никто никогда не видел, и мы считали, что их тоже уничтожили. Я видел, что люди прибывают в лагерь, и кто попадал в третью зону, тот оттуда уже не возвращался. В четвертой зоне немцы заставляли нас, восемьдесят человек, прибывших последним эшелоном, строить какие-то бараки. Та зона была расположена неподалеку от третьей зоны, где уничтожали людей, и мне неоднократно приходилось слышать крики и плач уничтожаемых людей и выстрелы”.