Те немногие люди из отправленных в таких эшелонах, кому посчастливилось выжить, вспоминали их впоследствии как нечто ужасающее, хотя позже им пришлось пережить и кое-что похуже. Так не перевозили и скот – до 100 человек в одном товарном вагоне, где не было даже соломы, не говоря уже о емкостях для отправления естественных надобностей. Но каким образом выжили, пусть и ненадолго, люди, которыми был набит эшелон? В брошюре Печерского ответа на этот вопрос и вправду нет, зато его можно обнаружить в показаниях на суде в Киеве: “В моем вагоне во время следования эшелона от Минска до Собибора смертельных случаев не было. Мы имели с собой продукты, которые нам дали товарищи, которые оставались в том лагере, откуда мы были вывезены”.

Откуда, из каких источников собратья отправляемых в таких эшелонах знали, что тем понадобятся продукты и вода? Я узнал об этом из рассказа Примо Леви о голландском сборном лагере Вестерборк, откуда ежедневно отправляли евреев в Собибор. Им советовали брать с собой в дорогу только самое ценное – золото, драгоценности (таким образом, все это само шло в руки нацистам в целости и сохранности), уверяя, что организаторы позаботятся обо всем необходимом. Никто из них не возвращался, и оставшиеся не подозревали об ужасах дороги, покуда один санитар не заметил, что назад приходят те же вагоны. Он внимательно их осмотрел и нашел записки от тех, кого депортировали.

“Впустив состав с человеческими жизнями, ворота были быстро закрыты, чтобы оттуда не вышла тайна Сабибуровского лагеря”. Так начинается рукопись Александра Печерского “Тайна Сабиборовского лагеря (Зондеркоманда)”, написанная в июне 1944 года под городом Овруч Житомирской области. Там квартировал резервный офицерский полк, куда ненадолго направили Печерского после соединения с Красной армией партизанского отряда, в котором он воевал, бежав из Собибора. В Овруче он стал переносить на бумагу воспоминание о том, как “поезд подошел к одному из польских полустанков, где на белом щите крупным шрифтом было написано “Сабибор”, а над воротами висела вывеска с надписью “Зондеркоманда”. Люди, бледные и измученные, медленно выходили из вагонов на площадку. Из белого домика показалась группа немцев, состоящих из одиннадцати офицеров с одиннадцатью плетьми”. По приказу одного из обершаферов (так в рукописи именуются обершарфюреры) “женщины и дети хлынули во второй двор, где начали быстро раздеваться. Оставаясь в одних рубашках, женщины быстро шли к человеку, который их постригал. Мужчины в первом дворе начали быстро раздеваться догола. Окруженные группой немцев и большой охраной власовцев, женщины в одной сорочке с детьми пошли вперед. Вслед за ними через сто метров шли совершенно голые мужчины”.

Так это делалось в Собиборе. А так – в Освенциме: “С грохотом подкатывали мотоциклы, везущие осыпанных серебром отличий унтер-офицеров СС, хорошо упитанных мужчин в зеркальных офицерских сапогах, с блестевшими хамскими лицами. Они официально здоровались на древнеримский манер, выбрасывая руку вперед, а затем радушно, с приветливой улыбкой трясли друг другу десницы, толковали о письмах, об известиях из дому, о детях, показывали фотографии”. Это – из рассказа “Пожалуйте в газовую камеру” Тадеуша Боровского. И дальше: “Лязгнули запоры – вагоны открыли. Волна свежего воздуха ворвалась внутрь и ошеломила людей, как угар. Скученные, придавленные чудовищным количеством багажа, чемоданов, чемоданчиков, рюкзаков, всякого рода узлов (ведь они везли с собой все, что составляло их прежнюю жизнь и должно было положить начало будущей), люди ютились в страшной тесноте, теряли сознание от зноя, задыхались и душили других. Теперь они толпились у открытых дверей, дыша, как выброшенные на песок рыбы.