…По существу заданных мне вопросов могу пояснить следующее…»

По существу заданных ему вопросов Выхин отвечал односложно и сдержанно. На некоторые из них вообще молчал или неопределенно пожимал плечами. Содержательная часть его пояснений сводилась к тому, что подробностей он не помнит, физического или психического давления ни на кого не оказывал вообще никогда, а остальное он, как уже говорил ранее, не помнит. Все мои попытки разговорить оперуполномоченного, а также объяснить, что эта информация необходима не лично мне или прокурору, а для вынесения правильного и обоснованного решения, не возымели никакого эффекта. Выхин по-прежнему молчал, сурово глядя на меня из-под тяжелых надбровных дуг своего бритого черепа, зажав где-то между коленями огромные руки и опустив плечи. Вся его поза уверенно заявляла собой: «Хоть режьте, хоть бейте, больше ничего вам не скажу». Испытывая огромное желание плюнуть на эту партизанскую позицию, возбудить уголовное дело, и уже в рамках его разбираться, было ли действительно совершено преступление или нет, я отпустил старшего оперуполномоченного восвояси и закурил.

Должен сказать, правовая концепция, утверждающая, что сначала надо возбудить уголовное дело, а разбираться уже в ходе его процессуальных действий, активно поддерживалась некоторыми профессорами правовых кафедр России, в том числе и моим научным руководителем диплома. В ней были свои определенные резоны, так, скажем, рассмотрение материалов по сто девятой статье для принятия решения о возбуждении уголовного дела, или отказе в таковом имело очень мало средств для сбора материала. Ну вызвал я, допустим, людей, ну опросил их, но они при этом не являются участниками процесса, а значит, откажись они давать объяснения, или наври мне, ответственности у них никакой. Кроме того, пока рассматривается этот материал, можно производить только отдельные следственные действия, то есть множество доказательств может быть безвозвратно утеряно. А если требуется запросить большое количество документов, привлечь специалиста для исследования узкопрофильного вопроса, провести ревизию, то как здесь уложиться в установленные процессуальные сроки: три дня, а в исключительных случаях десять?

Однако вынужден признаться, я эту позицию не разделял, ведь не секрет, что у нас в России отношение людей к человеку, который попал в поле зрения правоохранительных органов, далеко не объективно.

«Раз спрашивают, значит, виноват», «дыма без огня не бывает», «то ли он украл, то ли у него украли, но что-то неприятное там было», – вот далеко не полный перечень поговорок, которыми руководствуется народная молва. Следовательно, я должен, просто обязан приложить все усилия, чтобы если уж возбуждать уголовное дело, то по серьезным к тому основаниям, а не подвергать попусту человека нервотрёпке, процессуальным мерам пресечения, финансовым расходам на оплату услуг адвоката или ставить его репутацию под сомнение среди знакомых, коллег и даже соседей по дому. Поэтому с ещё большим усердием я приступил к опросу второго оперативника.

Николай Петрович Мельников, оперуполномоченный, двадцати трех лет, не женат, оказался куда более разговорчивым и свои объяснения давал в дружеско-панибратской манере. Наверное, сказывалась близость наших возрастов, а может быть, отсутствие в кабинете Зосимыча, который впервые за два дня куда-то волшебным образом подевался, бросив на произвол судьбы свои нескончаемые документы и банку с окурками.

– Понимаешь, этот Антон Скрябин нам давно известен. Кличка у него – Корявый. Живет в поселке Нефтяников за сто двадцать километров отсюда. Имеет условно два года за угон. Сюда они специально с подельником приехали на подельниковой «Ниве». Утром в семь часов подъехали к офису сбербанка, там этот Корявый машину директора филиала вскрыл, ну а мы с Выхиным в теме были, «десятка» -то новая, знали, кто навёл, и дату угона знали. Ну мы его прямо в тачке и хлопнули, ну, то есть, задержали, значит. Он там сидел, замок зажигания уже разобрал и ложкой машину пытался завести, есть у них, угонщиков, такой метод. Ну он, естественно, бежать, ну мы его мордой… то есть лицом на капот положили. Напарник его уехал, конечно, соскочит, понятное дело, доказательств никаких, мы и задерживать не стали, Скрябин не дурак на себя групповое преступление вешать, ну и одного его слова мало будет для суда-то. Ты сам посуди, на кой нам его бить-то, или пугать, когда его с поличным взяли прямо в тачке-то. Нету никакого смысла, ну! – Мельников немного нервно пригладил непослушный кудрявый чуб.