Уже смеркалось, когда мы с мамой и бабушкой наконец уложили в сарай садовый инвентарь, которому теперь предстоял заслуженный отдых. Плеснув на руки ледяной воды и бросив оценивающий взгляд на плоды наших трудов, мы отправились на автобусную остановку. Автобус не изменил своим привычкам и пришел минут на сорок позже. Наконец, согревшись и задремав в автобусе, я уже подносила к губам чашку горячего чая и готовилась смачно отхлебнуть. Именно в этот момент ко мне повернулась мама, прервавшая сладостную дрему: «До электрички полчаса, пойдем посмотрим, может, кто с овчарками будет стоять». Я было хотела возразить, но как-то не получилось. Потоки серой воды делали неразличимыми картинки за окном – хоть на овчарок посмотрим, раз с пейзажами не вышло.

Спешащие люди в огромных разноцветных дождевиках заполняли весь проулок, словно грибы, сбежавшие из корзинки одной из здешних бабулек. Последних и сейчас теснилось множество – с энтузиазмом, переходящим в ярость, они пристраивали остатки даров природы. Это был тот волшебный проулок неподалеку от железнодорожной станции, в котором летом и ранней осенью стояли женщины со щенками немецкой овчарки. Щенки по большей части выглядели утомленными и не отличались особой красотой, но – чтобы минутку помедитировать и помечтать – самое то. К нашему разочарованию, сейчас в проулке овчарок не обнаружилось. Но внутренний голос, не заглушаемый даже надрывными криками бабулек, подсказывал, что должно быть по-другому. «Ищи, ищи!» – твердил он. Мы все еще шли вперед, рассеянно оглядывая толпу, когда заметили одиноко застывшую в ряду бабулек женщину. Она выглядела странно: молча притулилась у забора безо всяких корзинок, при этом ее дрожащая на ветру фигура выражала самоотверженное ожидание. Встретившись с нами глазами, она буквально вцепилась взглядом в меня и маму. Совершенно случайно мы заметили у нее за пазухой маленький черный дрожащий носишко.

Почувствовав кого-то рядом, носишко заходил ходуном и начал вытягиваться вперед. Спустя пару секунд через молнию куртки перевесился крохотный щеночек таксы и замахал лапками. Казалось, эта парочка дожидалась именно нас. Поздоровавшись с женщиной, мы несколько виновато погладили малыша. Но на дороге к нашей мечте сворачивать в сторону было уже нельзя.

– Мы хотим завести немецкую овчарку… Никто из ваших знакомых щенков не предлагает? – мама вдруг напряглась и пристально посмотрела на женщину.

Я тоже замерла в ожидании ответа. На лице женщины промелькнуло разочарование, но она мужественно произнесла:

– У меня хорошая подруга заводчица, у нее остался один щенок на продажу. По семейным обстоятельствам пристраивает в ближайшее время. Только этот щенок клубный, выставочный, а значит, дороже.

– А какого пола щенок? И возраст? – мама аж приподнялась на цыпочках.

– Девочка, два месяца, – женщина привычным жестом заправила дрожащий носишко вглубь куртки.

Сейчас это просто три слова на бумаге. Но тогда – одни из самых важных слов в моей жизни. И даже спустя много лет. Хотя, на первый взгляд, в них, как и в окружающей нас картине, не было ничего действительно многообещающего.

Но именно эти слова каким-то неведомым образом сообщили: «Это она! Она! Моя собака! Мы нашли ее! Наконец-то!»

Дома, едва поставив сумки, мама набрала номер заводчицы – Светланы. Я села на краешек дивана и принялась пожирать глазами узор на обоях. Бабушка обреченно кормила заждавшегося нас кота.

Светлана была дома и, к моему счастью, назначила смотрины на завтра. Мама выспрашивала у нее подробности о щенке, рисуя на листочке бумаги ромбики-квадратики и причудливые завитушки. Я, переместившись еще ближе к краешку дивана, нацелилась на коридорные обои, ведь в комнате все уже были съедены глазами.