– Да какие у них деньги, доча? – всхлипнула мама.

– Ясно. Мы зато благодетели. За свои косяки и за чужие отвечаем, – зло бросила я, исподлобья смотря на Петьку. – Ну, сука, смотри. Либо за голову возьмешься, либо в следующий раз на зону заедешь. Откупать тебя больше нечем.

– Я больше не буду, – пискнул тот, выглянув из-за мамкиного плеча. Но веры его словам у меня не было. Кончилась она, вера эта.

Через пару недель мама слегла в больницу. Сердце не выдержало. Ну а у меня появились две головных боли. Во-первых, маме нужны были лекарства, которые стоили слишком много, а семья наша и так поистратилась, пытаясь разгрести последствия похождений юного упыря Петера. Еще и долги надо было отдавать, которые мы назанимали, чтобы расплатиться с Авто и хозяевами промки.

– Ну и хули делать, Дашка? – устало спросила я, вертя в руках бутылку пива. Дашка, сидевшая напротив, пожала плечами и скупо поджала губы. – Учебу бросать и работать идти? Я и за год со всеми долгами не разгребусь. Кажись, всему району уже торчим.

– Не знаю, родная, – честно ответила подруга. – Но бросать учебу не вариант. Два года потерпеть еще.

– Это да. Жалко просранное время, – согласилась я и, глотнув пива, задумчиво посмотрела на Дашку. – У тебя у знакомых нет никакой подработки часом?

– Подумать надо. Так… Есть знакомый в ломбарде. Вроде ему сменщик нужен. Но там весь день сидеть надо. С учебой не совместить. На рынок можно.

– Копейки, – отмахнулась я. – Не думай, что я зажралась, но оплата мне нужна хорошая. Я вон Марку еще долг не отдала. Он так-то молчит пока, но это пока… Марк!

– Что? – испуганно протянула Дашка, когда я выкликнула имя однокурсника, как боевой клич.

– Марк в кино каком-то снимается. И, судя по всему, хорошо там получает.

– Ага, – фыркнула подруга. – Ты и кино. Смешно, Тропинина.

– Не, я к тому, что Марк говорил, мол попасть туда легко, а вот выбраться сложно. Типа, затягивает, хуе-мое и все такое. Да и учиться ему это не мешает. Надо Марку позвонить. Чем черт не шутит. Ладно, актриса из меня может и правда так себе, но там и осветителем можно, и кофе режиссеру таскать. Мало ли. Что думаешь?

– Ну, попытка не пытка. Попробуй. А Петя что? Не собирается семье хоть как-то помочь?

– Этому дураку на семью давно похуй, – усмехнулась я. – Мамка в больнице, как ты думаешь, сколько раз он ее навестил? Правильно. Ни одного. С дегродами своими кучкуется, походу ищет, где бы снова в мутное вписаться. Анчутка блядский. Пользы от него нихуя. Вредить только умеет. Ладно. Надо и правда Марку позвонить. Глядишь, выгорит.

Но Марку я позвонила только через неделю. Закружилась и как-то забыла о нем. Как-никак на мне теперь была и квартира, и мамка в больнице, и братец-имбецил, которого я каким-то чудом еще не убила. Знаю, вопросы это вызовет. Мол, нахуя терпеть такого дегрода. А вот ответа на этот вопрос нет. Хуевый он или не хуевый, но он мой брат. И за его косяки спрашивать будут с меня и мамы. Так что хочешь-не хочешь, а придется проникаться и его проблемами.

– Ты к матери-то в гости зайти собираешься? – строго спросила я вечером, когда Петька забежал домой переодеться.

– Да я тут это… работу ищу, – отмахнулся он. Соврал, конечно. Никакую работу он не искал. Собирался на очередную вписку к своим кентам.

– Не дело, Педриньо, – помотала я головой. Братец, как обычно, вспыхнул. Не любил, когда я коверкала его имя на разные лады.

– Ничо я не Педриньо! Я пацан правильный, по закону живу.

– Как долбоеб ты живешь, – отрезала я. – Эгоистичный, наглый долбоеб, у которого вот-вот закончится везение. За ум берись, Петро. Жизнь в любой момент к тебе жопой повернуться успеет.