– Хорро искалеченная раса, никто из нас не желал бы жить долго. Я встретил двоих таких же как я и они хотели бы умереть навсегда, – тяжело вздохнул Эвар.

– Это пройдет, – со знанием дела возразил Гаитоэрант, – знаем, плавали. Жизнь во Внутреннем Поле имеет свои последствия, но это лечится, поверь.

Эвар посмотрел на него на этот раз с искренним любопытством, сомнение и вспыхнувшая надежда вступили в неравный бой. Рядом с представителями Огня надежда всегда побеждала нокдауном. Так получилось и в этот раз. Спустя пару минут Эвар, позабыв все печали, с удовольствием слушал об обитателях дома, их причудах, магических возможностях и родственных связях.

Неизвестно сколько они бы проболтали, если бы не хозяева дома.

– Вот вы где! Ужинать не собираетесь? – улыбнулась Кайлин, входя в комнату.

Следом зашел Ордъёраин и, не поприветствовав толком нового знакомого, первым делом обнял Гаитоэранта.

– Рад видеть тебя не отощавшим и не набравшимся утаирских болячек.

– Что это за болячки? – хмыкнул Гай.

– Потом расскажу, – отмахнулся Ордъёраин, переключившись на знакомство с Эваром

Тот опять собрался вставать, но Ордъёраин и Кайлин просто уселись по обе стороны кровати.

Гай потянул Арикарду за рукав.

– Пойдем ужинать, тут будут серьезные разговоры разговаривать, а я не люблю серьезных разговоров на пустой желудок.

– Да, лучше идите, – с готовностью кивнула Кайлин.

Гай хлопнул Ордъёраина по плечу и стал, Арикарда нехотя последовала его примеру.

– Что за серьезные разговоры? – недовольно спросила она, когда они спускались в столовую.

– Я не знаю, – пожал плечами Гай, – ты все сама слышала. Они пришли что-то для себя прояснить, расскажут, куда денутся. Кстати, ты не в курсе о каких утаирских болячках говорил твой отец?

– Это просто выражение такое, все неизвестные недуги называют утаирскими, любая неведомая хрень, вскочившая у тебя на носу от простуды или неудачного омолаживающего заклинания будет названа «утаирской болячкой».

– То есть это как раз синоним «неведомой хрени» – хохотнул Гаитоэрант

Арикарда засмеялась.

За ужином все разговоры вертелись вокруг происшествия в окрестностях Катра, обычаев Катра, хорро, их истории и неоднозначной репутации «крылатого зла».

Сам Катр не произвел на Гая особого впечатления. Именно там причалил его корабль и он сошел на берег Утаира. Шумный, пыльный, жаркий портовый городишко с узкими улицами, домами из песчаника, полуголыми жителями в широкополых шляпах. Гай все это уже видел во многих местах во Внутреннем Поле.

Однако для побывавших днем в Катре Дамарда, Агелара, Малики и Арикарды все это было в диковинку. Они не предполагали, что мужчины могут разгуливать по городским улицам с голым торсом, в коротких парусиновых штанах и кожаных тапках, а женщины в прозрачных белых балахонах, весьма условно прикрывающих их прелести. Более-менее приличную одежду было принято надевать к вечеру, когда спадала жара или, если собирались покинуть город. Считалось, в этом случае возрастала вероятность наткнуться на чужеземца, не привыкшего ходить раздетым. Берегли чужеземцев от шока. При этом корабли этих самых чужеземцев прибывали именно в Катр. Но это не считается, каждый у себя дома волен одеваться как вздумается, тут уж чужеземцам приходилось «потерпеть».

Хорро в Катре не жаловали по нескольким причинам. Как и говорил Волрклар, в них легко влюблялись не только молодые и свободные катрцы, но и семейные, обремененные обязательствами. И уходили за ними, бросая все и всех, иногда возвращались спустя несколько лет, рассказывая удивительные вещи о странных землях, каменных городах-лабиринтах и прочих волшебных местах, где много боли и слез и очень мало счастья. Возвращались сломленными, потерявшими всякий интерес к жизни или вовсе теряли память обо всем, что с ними происходило. Сами пострадавшие ни в чем не винили хорро, наоборот, всячески защищали их, однако для их родственников и друзей такая очарованность теми, кто «сотворил такое», служила наглядным доказательством «злой воли, порабощающей разум». К тому же хорро объявлялись в окрестностях Катра чаще всего после дымных землетрясений, которые также не жаловали, считая «бедствием здешних мест».