«Ходячий» больной уходить не собирался, однако. Это был настоящий даунообразный монголоид североафриканского происхождения. Он лежал на кровати и скандалил:

– Что, вышвыривают меня?! Не выйдет! Мне идти некуда! Не встану с кровати!

Прибежала старшая. Лестью и посулами ей удалось вывести монголоида из палаты. Но вытурить его из отделения не удалось. Он долго ещё  шумел в коридоре, пока охранник не выволок его за локоть.

До обеда оставался ещё час и меня отправили помогать в реанимационную палату. Там всегда тихо. Посапывают аппараты ИВЛ, попискивают монотонно мониторы, скучает юная медсестра Лора. Закрываем дверь и занавес, начинаем помывку живых трупов. Я ворочаю тело «на себя» или «от себя», а Лора обтирает их влажной мочалкой, меняет подгузники, натирает их кремом. В процессе работы выясняется, что на Лоре отсутствует лифчик. Уловив мой взгляд, она выпрямляется и с торжествующей улыбкой начинает позировать, выставляя свой бюст в самом выгодном ракурсе. Вот чертовка!

Раздача обеда. Опять беготня с подносами по палатам, болят копыта, и ты стараешься при каждой возможности или присесть, хотя бы на секунду, или хотя бы прислониться к стене. Строптивый монголоид ещё успевает получить порцию обеда, а вот старика Григория уже нет в отделении. Пока раздавали обед, Григорий сбежал от фашистов на улицу и заскочил в ожидающее кого-то у ворот такси. Перед побегом он прикарманил одноразовый пластиковый ножик, годный лишь на то, чтобы размазывать майонез. Усевшись в удобное кожаное сиденье, Григорий пристегнулся, взмахнул одноразовым ножом, как бы указывая таксисту путь, и заорал по-русски:

– А ну, гони!!!

На Григории была лишь больничная распашонка с бантиками на спине, едва доходившая ему спереди до колен и никак не соответствующая погоде.

Видимо, сочетание голых стариковских коленей, одноразового ножа и трагической экспрессии в голосе Григория вызвало у таксиста подозрения. Водила явно перетрухал и выскочил из машины, захватив, однако, ключи и заперев пультом своего несостоявшегося похитителя внутри машины.

Через полчаса приехали копы и бесстрашно обезвредили деда Гришу, изъяв у него оружие.

После коротких переговоров между копами и старшей сестрой, Григорий остался без обеда и отправился прямиком в психбольницу.

Раздача обеда тем временем закончилась, и нужно было опять пробежаться по палатам и проверить – кого необходимо покормить с ложечки. Обычно таких клиентов имеется с пяток, но их берут на себя санитарки и добровольцы. После обеда, с часу до двух, иногда до трёх – последний аккорд: старшая начинает тасовать пациентов в списке. Кровати и тумбочки выписанных и усопших нужно помыть дезраствором. А помыв – перетащить их (кровати и тумбочки) в палаты для вновь прибывающих из приёмного отделения. А из этих палат перетащить кровати с пациентами и со всем их барахлом в другие палаты. Начинался настоящий хаос. Сколько драм разыгрывалось клиентами, не желающими покидать уже обжитую палату! Старшая носилась среди курсирующих по отделению кроватей и тумбочек и вела тонкую дипломатическую игру с клиентами, и чаще всего – весьма успешно. И вот я толкаю отдраенную мною снизу и сверху металлическую кровать, застеленную новым бельём, и хочется мне прилечь на эту кровать и задрать ноги на каретку. Бывают такие безумные фантазии.

В заключение смены приходит партия чистого белья из прачечной и санитарка Вардит приглашает меня помочь ей разложить барахло в кладовке. В кладовке не развернуться. Вардит женщина крупная, с мужской фигурой и крупными чертами лица. Она разведена и видно, скучает. Разговор заводит она об очень важном для неё вопросе: