Рыже-белой колли нигде не было.

Вдруг шум на набережной начал стихать, всё вокруг напряглось, подняло головы, оглядываясь, озираясь, прислушиваясь, словно внимая кому-то, кто имел надо всеми власть и явился наконец из сумрака ночи… И замолчало.

Гул вертолетов над заливом стал еще более грозным. И мальчик понял: Луна восходит, появился ее край.

«Сейчас начнется…» – подумал мальчик.

И услышал тихий нарастающий вой, издаваемый миллионом людей. Вой делался громче, сильнее, тоньше, в нем стали различимы стоны, крики, рыдания…

И вот уже вся набережная, от одного видимого края до другого, выла, рыдала, стонала, молилась, металась, воздевала к небу руки, тряслась в нервных припадках, орала, била стекла, стреляла из огнестрельного оружия в воздух, задыхалась, материлась, хрипела. Тысячи лиц, множество наречий! Но крик отчаянья одинаков на всех языках!

– Я поймаю тебя! Выходи! – хохотал пьяный матрос, глядя на Луну и широко расставив в стороны руки.

Старшеклассницы, сбившись в кружок, исступленно визжали, словно находились на рок-концерте на стадионе. Их напряженные лица были мокры от слез.

Черноволосая женщина, повернув к мальчику голову и прижимая пальцы к разорванному уху, пролепетала в ужасе:

– Он вырвал у меня золотую сережку!

Возле крышки люка городской канализации мальчик споткнулся о поставленный на асфальт портфель и упал, и когда поднялся, увидел рядом с собой маленького плачущего человечка с плоским лицом и раскосыми глазами. Тот сидел на поребрике тротуара, обняв голову ладонями, и твердил:

– Нет, меня никто не слышит! Меня никто никогда не услышал! За всю жизнь ни разу!

– Я слышу, – сказал мальчик.

Человечек печально взглянул на него и промолвил:

– Подержи меня за руку!

Мальчик прикоснулся к его руке, взял ее в свою руку.

И так они сидели молча.

Невдалеке от них в позе лотоса восседал голый по пояс юноша и медленно повторял:

– Все рождается в радости, все пребывает в радости, все к радости стремится и в радость уходит.

– Бейте евреев! – хрипел дикий утробный голос. – Золотой телец! Золотой телец на Луне!

– Аллаху Акбар! – донеслось из толпы, и там прогремел взрыв.

Вдруг мальчик обнаружил, что рука его пуста, и тот человечек, которого он держал за руку, повалился набок.

Странное бормотание услышал мальчик над собой.

Крупный пожилой мужчина в форме швейцара пятизвездочного отеля твердил с закрытыми глазами:

– Водка «Смирнофф» – самая чистая водка в мире! Аллилуйя! Пользуйтесь шампунем «Хэд энд шолдерс» – и вы избавитесь от перхоти! Аллилуйя!

Мальчик поглубже вдохнул в легкие солоноватый холодный воздух и пошел прочь от этого места.

Луна уже наполовину взошла. Зловещие цирки кратеров были ясно видны на ней.

– Тише! Тише! Надо совсем тихо! Полная тишина! – сказал рядом с ним старичок с переносным радиоприемником в руке. – Почему все кричат? Почему все говорят так громко? Сейчас надо говорить шепотом. А лучше – не говорить вовсе. Лучше молчать. Нет истины там, где кричат.

И он зашептал мальчику:

– Знаешь, что я понял? Только никому не говори! Они должны догадаться сами. Если бы все одновременно подумали о том, чтобы она не падала, то она и перестала бы падать. Только все вместе и в одну минуту! Мысль! Одна на все человечество. Но каждый думает о своем. И она, конечно, упадет.

– Я послезавтра поплыву к Изабель, – сам не зная почему, вдруг сказал ему мальчик и пошел дальше.

И опять крики, вой, плач, хохот, беспорядочная стрельба окружили его. Мелькали люди, одежды, головные уборы, протянутые к Луне руки, искривленные рты, широко раскрытые глаза.

Послышался грохот мощного дизеля, и мальчик увидел, как на набережную выкатил серебряный танк.