Резко встав, он шагнул вперед, на шаге выдернув оба клинка из тел, и нанес рубящий удар абордажной саблей, вложив в него инерцию своего движения. Удар оказался настолько мощным, что солдат, пытавшийся в этот момент достать оружие из ножен, рухнул на колени. Сабля, разрубив ему левое плечо и сердце, намертво застряла в груди, он понял это инстинктивно и, даже не попытавшись ее извлечь, повернул голову в сторону последнего испанца. Четвертый.

В отличие от других, этот рослый идальго успел-таки схватить алебарду на манер двуручного меча и нанес продольный удар, который несомненно убил бы его на месте, если бы был нанесен на уровне груди. Но испанец метил в голову, совершив тем самым роковую ошибку. Он поднырнул под клинок и, дождавшись, когда инерция удара чуть повела бедолагу вправо, нанес встречный удар все той же дагой снизу вверх. Лезвие начало свой путь в правом легком и закончило в сердце. Испанец, судорожно дернулся, обмяк и повис на его левой руке. Пятый.

Все. Сердце бешено колотилось, он слышал это также отчетливо, как и свист воздуха, вырывавшего из его груди сквозь крепко стиснутые зубы. Волны все также неспешно бились о борт, порывы ветра лениво колыхали паруса, в унисон которым скрипели снасти. Он посмотрел вниз и не увидел палубы – там была все та же чернота, что обступала его со всех сторон. Он опустился на одно колено и зачерпнул черноту правой рукой (на левой продолжал висеть труп испанца). На ощупь она была липкой и теплой. Он поднес ладонь к глазам и долгие секунд тридцать смотрел, как та стекает по руке и как, срываясь крупными каплями, бесшумно растворяется в воздухе.

За этим занятием его и застал Леон. Увидев капитана на коленях в окружении пяти покойников и, буквально, по пояс в крови, он было решил, что опоздал, но тут Лис поднял голову и их взгляды встретились.

– Черная.

– Chinda tu madre… – потрясенно прохрипел Леон и зачем-то перекрестился как есть, сжимая в правой руке саблю.

Впрочем, обоюдное замешательство длилось только мгновение – отшвырнув от себя мертвого испанца, капитан уперся ногой в тело другого и с душераздирающим скрежетом выдернул саблю из его груди.

– Инго?

– Дверь заклинил, – коротко доложил штурман.

– Двоих – на якорь. Оставшихся – на паруса. Отплываем.

Не иначе, как боги спят, позволяя событиям идти своим чередом, пронеслось в его голове. Иначе что-нибудь бы случилось – например, ожил бы один из трупов и поднял тревогу или внезапно поднявшийся ветер разогнал облака, и Луна указала бы бодрствующему гарнизону форта на подозрительные маневры «Мэри Диар».

Но трупы не подают признаков жизни, ветра почти нет, Луна намертво замурована свинцовым небом, и команда его дело знает – все ходовые огни, да что там огни – караульные лампы и свечи – погашены, якорь и паруса подняты практически бесшумно, а гарнизон форта беспечно спит. А вместе с ним спят боги, которые так любят в казалось бы верное и гладко идущее дело подбрасывать камни. Или палки – кому что нравится.

Делают они это, считают одни, для поддержания равновесия, а может, как считают другие, с целью поддержания добра, но в любом случае, как считают и те, и другие – помогая праведникам и истинно верующим.

А на самом деле, криво ухмыльнулся он, боги, при условии, что они существуют, делают это по одной единственной причине.

Им просто скучно.

Лето 2010 года ничем не отличалось от лета 2009 года. Или от любого другого лета, если речь шла о Пунтаренасе двадцатого столетия. Нет, когда-то, в первой половине века девятнадцатого, «Песчаный мост», а именно так переводится название города, действительно был своеобразным мостом – по которому в Европу шли нескончаемые караваны судов. Но экспорт кофе – бизнес крайне переменчивый, особенно, если есть Бразилия и натуральный кофе «Nescafe».