– Отчасти.
– Король-то ты король, а на вид…
– А что на вид? Тараканы не устраивают? Так мы друг другу не мешаем.
Нармо все больше веселился, словно вместе с картиной сжег свое ранение, само воспоминание о нем.
– Да, вот именно: на вид тебе только мятого «бычка» не хватает, – ухмыльнулся Сумеречный Эльф.
– Пожалуй, да, «бычка» определенно не хватает, – вспомнил о своей давней дурной привычке Нармо.
– Поберег бы себя. Долгоживущие вы, конечно, но сейчас-то… – все еще проявлял непонятное для самого себя участие Сумеречный Эльф, словно наличие врага, который добровольно принимал эту роль, придавало разворачивающейся мистической истории особый смысл.
– Какая забота! Просто бездна сострадания и сердобольности. – Нармо отвратительно осклабился, отвечая на проявление доброты черной неблагодарностью издевки, как ударом кинжала в спину. – Только, бессмертный наш, почему во всех мирах люди гибнут, а ты видишь проклятые линии мира вместе с рычагами, но ничего не делаешь? Почему кто-то осыпан всеми благами, а кто-то гниет в яме? Ответишь мне? А? Почему у кого-то есть «тонкая ранимая» душа, а кому-то по статусу с рождения, наверное, не положено? Что там у вас, Стражей? Учили отвечать на такие вопросы глупых людишек?
Он зашелся в кашле, впервые так повышая голос, точно выплеснулась вся его обида. И Сумеречный Эльф молчал, хотя сердце его разрывалось. Лишь на бледном лице невольно застыла маска скорби, а что крылось под ней – он и сам не ведал. Может, свет милосердия, может, тьма холодного цинизма, может, сумрак печати вечного бездействия.
Жалости к Нармо не проявилось, хотя в тот миг он все-таки невольно обвинял Стража в своей неправильной изломанной судьбе. Наверное, обвинял… А потом Нармо вдруг хрипло рассмеялся, небрежно отбрасывая со лба непослушные сальные пряди цвета воронова крыла.
– Пх-х-х! А ты повелся! Да-да, повелся на мое небольшое представление. Какая драма! Неплохо, не правда ли?
– Переигрываешь.
Сумеречный Эльф раздраженно сжал кулаки, пальцы невольно потянулись за спину – к ножнам и рукояти меча. Так происходило всегда, когда его кто-то сильно злил. Но он сцепил руки в смиренный замо́к. Меч и покаяние – свет и тьма.
– Зависит от жанра. Я избрал своим гротеск, – продолжал свое шоу Нармо, опасно приближаясь к Сумеречному Эльфу, чтобы прошипеть: – Мы оба! Оба… рассказчики этой истории. – Он снова зашелся смехом. – Только я на роли злодея в этот раз. Кто знает, может, в следующий раз повезет. Пока мой главный бенефис – это убийство Раджеда. Такова уж роль, я сам написал сценарий.
– И как же ты намерен это осуществить, если я против? – Сумеречный Эльф все-таки выхватил меч, ощутив, как тьма отступила, забилась в дальний угол сознания. Еще не пришло время! Хотя для нее никогда не выдавалось верной минуты.
– Придумаю. Например… – Нармо повел рукой, ухмыляясь, – доведу тебя до состояния тьмы. Ты ведь непредсказуем и беспомощен. Можешь разнести по ошибке полмира, а потом сокрушать себя, доводя… до психушки и бессилия.
Нармо ведал о нем то, что Сумеречный Эльф старательно скрывал. Но такие страшные случаи и впрямь происходили в разные периоды странствий. После сильных потрясений, неудач и утрат он порой впадал в состояние неконтролируемой тьмы. И тогда убивал от бесконечной жажды уничтожения. Не случайных жертв, а только обреченных, тех, чьи жизни обрывались в течение суток. Так распорядилось мироздание – вернее, те, кто одарил силой-проклятьем. Они словно установили предохранитель на свой безумный механизм. И когда сбивались алгоритмы и лопались рамки дозволенного, Сумеречный Эльф вымещал свою тьму на всех и по-разному, но светлая сторона в ужасе сокрушала себя, когда лицезрела кровавые последствия.