– Получится, отец вернется, – повторила она негромко самой себе, но голос сломался, обнажив испуг девочки, на которую свалилось слишком много тяжкой ответственности, и подлинную тревогу любящей дочери.

На тот момент предводитель восстания, Огира Неукротимый, находился в темницах разъяренного Раджеда. Оставалось только уповать на милость янтарного льора. Он не казнил никого из мятежников. Но и не отпускал, точно не знал, что с ними делать.

Так прошел год, за ним и второй – Огира не возвращался. Но его воины продолжали оттачивать мастерство владения мечом и держали простые доспехи в сохранности. Юмги же словно готовилась по праву наследницы вести их за собой на новые обреченные подвиги во имя свободы.

Олугд все это время стремился извиниться за свою бестактность, но Юмги, казалось, намеренно не замечала его. Один раз, наученный подкупать союзников самоцветами, Олугд подарил девушке чудесное колье из синих драгоценных камней. Он, подглядев галантные приемы ухаживаний во множестве прочитанных книг, под пустяковым предлогом попытался вновь заговорить с Юмги, надеясь, что она забыла их неловкое знакомство. Но воительница лишь с привычной непреклонностью выпрямилась, отвечая:

– Мне не нужны твои подарки, принц. Мой главный подарок – это свобода простых людей от гнета льоров.

Тем самым она словно провела незримую границу между ними. И вновь ускользнула в тот день, исполненная более чем королевского величия, сдержанная и неподкупная. Однако принц лишь лучше осознал: она, и только она предназначена ему судьбой.

Он обрадовался, что неуместно дорогой подарок отправился на дно сундука в сокровищнице. Если бы Юмги приняла колье, то сделалась бы, возможно, его первой женщиной, но не верной спутницей, о которой он мечтал. С того дня Олугд думал, как же доказать родство их душ. И размышления изводили юношу, словно болезнь: он похудел и осунулся, забывал есть, засыпал над книгами, не получая знаний, ведь они не подсказывали, где ключи от гордого сердца. Отец Олугда вскоре заметил, как томится его сын, которому на тот момент минуло девятнадцать.

– Тебе понравилась дочь Огиры? – почти шутливо начал льор, как-то раз застав сына в библиотеке – гигантской пещере, расцвеченной бликами витражного стекла на потолке.

– Ее зовут Юмги! – тут же оживился Олугд, словно само произношение этого имени отзывалось медовым вкусом на губах.

– Вот уж дурная девица, – только покачал головой отец. – Вроде и с косой, но вся в шрамах да мозолях. Был бы у Огиры сын… Да сыновья все погибли, когда еще яшмовый чародей на владения янтарного нападал. Были же времена, когда ячед и льоры вместе бились! А теперь… девочку вот так кидать в бой.

– Она сама не робкого десятка! – задыхался словами восхищения Олугд. – Она…

– Просто понравилась тебе, сынок, – усмехнулся отец с лукавством умудренного годами человека. – Ох, первая влюбленность для нас – это тяжкое бремя. Я тоже в пятнадцать лет влюбился в девушку из ячеда. Впрочем, ты можешь поухаживать за ней, может, вы лет десять даже проживете вместе. Действуй решительно, ты же льор. Но не слишком привязывайся к ней.

– Почему?! – воскликнул Олугд, пораженный, насколько цинично рассуждает его великодушный отец. Раньше он всегда казался идеалом для подражания: сдержанный, не разбрасывающий понапрасну злых слов, никого не осуждающий без причины.

– Ты разве не учил? Ячед не живет больше ста лет, а для нас сто лет как для них десять, – вздохнул отец, погрустнев. Кажется, он вспомнил свою первую любовь, ту, что была до матери Олугда, безвременно погибшей от рук топазовой ведьмы Илэни, когда принцу не исполнилось и года.