Сидя на террасе и дыша незабываемо чистым воздухом, Аня слушала раскаты птичьих песен и смотрела, как поместное хозяйство живет своей неторопливой – бурной жизнью. Рядом с церковью женщины занимались чисткой дорожек, неподалеку от них бегали дети в простых рубахах с босыми ногами, играли во что-то шумное с прутиком и старым колесом от телеги. «„Вот где счастье“», – подумала Аня, ей так и хотелось побежать и поиграть с ними, но, боясь непонимания, она осталась сидеть в кресле.

Вдруг из дома лихо и шумно выскочила Катеринка с какой-то небольшой корзинкой в руках. В корзинке, как оказалось, были вышивки и нитки с иголками.

– Барыня, милая, не скучно тебе? Я вот решила, ну меня Марьюшка послала к тебе с рукоделием, скуку праздную разгонять. Я вот ваш незаконченный рушник взяла да накидку аналойную. Вдруг ручками захотите во славу Божию. Аня не поняла, что такое аналойная, поэтому взяла рушник, посмотрев на него, она очень удивилась, что красоту такую, да еще и гладью, сама вышивала. Но только она решила начать вышивать, переживая, что не помнит, как руки, будто лучше ее знали, что и за чем делается и куда втыкается иголка, и как лучше стежок положить, и как без узелка шить. Удивленная сама себе, Аня с таким удовольствием стала вышивать, что почти не слышала, о чем рассуждала, сидящая рядом Катерина. Вышивала она какой-то интересный орнамент с розами, в приятных пастельных тонах. Розы обвивали деревянную решеточку, распускали свои розовые бутоны в разные стороны и цвели, как живые.

– Барыня, как же у вас хорошо получается. Отец Феофан будет очень доволен. Он так любит вашими рушниками иконы в алтаре украшать. Так и будет в этот раз, вот увидите, милая, так и будет.

Все остальное время за вышивкой они провели в молчании, Катеринина очень редко шептала на вздохе, что-то похожее на молитву. А Анна все думала о храме, о том, что она ничего не знает о церковной жизни. В храм она никогда не ходила, хотя ее всегда туда тянуло.

Незаметно за трудом рукодельным прошло около трех часов, и Катерину позвали помогать на кухне готовить к ужину приборы. Катя убежала и Аня, потянувшись, решила пройтись по двору, так не хотелось ей в дом. Спустившись с крыльца и пройдя метров пятьдесят по насыпанной дорожке, глядя на веселящихся босых детей, Ане тоже захотелось разуться и почувствовать мягкость дворовой травы ногами. Разулась, и пустилась по этой траве, а ножки…

– Ай!, – Не привыкли к таким испытаниям. Заохав, она замедлилась в своих движениях и на цыпочках, стала пробираться обратно к тропинке, где оставила свои туфельки. Женщины, которые чистили дорожки, умилительно засмеялись и, так искренно жалеючи Аню, воскликнули:

– Барыня, солнышко вы наше, зачем же вы так себя?

На что Анна не знала, что ответить и, только улыбнувшись, пожала плечами. Подойдя к ним из любопытства, она увидела, что они очищают дорожки от застывших каплей воска.

«Видимо, в храме идет генеральная уборка, не хорошо не помочь», – подумала Анна.

– А я могу чем-нибудь вам помочь, – спросила она, собирая в косу растрепавшиеся волосы.

– Нам незачем, барыня, а в храме поди спроси, там девушки окна и оклады моют.

Только Аня хотела войти в храм, как ее окликнул мужской голос. Это был ее отец, он вернулся из деревни и очень был рад видеть свою ненаглядную дочурку. Аню захлестнул поток радости и с чувством полной уверенности, что это ее папа, она со всех ног кинулась к нему навстречу. Обняв ее и поцеловав в лобик, Иван Гаврилыч со вздохом облегчения проговорил

– Ну вот, узнаю своего непоседливого ангелочка. Как твои дела? Чем занимала себя сегодня?