– Нравится?

Вздрагиваю. Ловлю себя на том, что уже несколько минут смотрю на дом, не на дом – на настоящий замок, белоснежный, с башенками, лесенками, витражами в окнах…

Мой хозяин кладет мне руку на плечо:

– Нравится?

– Еще как…

– Это губернатора дом.

С трудом нахожу слова:

– Очень… очень красиво.

– Ты давай, парень, потихоньку обустраивайся… вижу же, голова куда надо вставлена… вон, племяннику моему секретарь нужен… в магазине… так, потихоньку, и свою лавочку откроешь… и дом купишь…

Слово Дом хозяин говорит с придыханием, видно, что дом здесь для людей, это святое…

Спрашиваю:

– Этот?

– Ка-а-кой этот, этот знаешь, сколько стоит? Ну… а может, и этот, кто тебя знает… может… миллионером станешь!

Хозяин хохочет, хлопает меня по плечу…

ПРОДАЕТСЯ

Замедляю шаг.

Возвращаюсь.

Снова прохожу мимо белоснежного красавца (это я про дом губернатора), читаю:

ПРОДАЕТСЯ

Отчаянно прикидываю свои доходы. Странное дело, только что чувствовал себя едва ли не миллионером, секретарь в магазине – это же почти Президент Планеты, так мне казалось, и тут же понимаю, что ничегошеньки я за эти три месяца толком не заработал.

Всё-таки толкаю калитку, всё-таки осторожно просачиваюсь к черному ходу. Дворецкий вопросительно смотрит на меня.

Осторожно начинаю:

Вечер добрый.

– Добрый. Вы, я слышал, в люди выбились? Молодец, большому кораблю большое плавание… я вот вас в пример сыну своему ставлю… ничего не хочет парень, хоть убей…

Откашливаюсь:

– Я, собственно… по поводу дома.

– Дома?

– Да… этот дом продается?

– Верно, верно… Видите как, хозяин себе дом получше присмотрел…

– Ну, я не верю, что где-то есть дом лучше… а за сколько продает?

Дворецкий называет цену.

Давлюсь собственным голосом.

– Будете покупать?

– М-м-м-м… подумаю.

– Если что, хозяин скидку готов сделать.

– Оч-чень хорошо… буду… буду иметь в виду.

Откланиваюсь.

Проклинаю себя, что спросил.

– А ты почему из дома ушел?

Это Ника, дочка Акулинкина. Обнимает, заглядывает в глаза:

– А почему из дома ушел?

– С тобой встретиться, почему…

– Да нет… оттуда… где родился.

Вздрагиваю. Вспоминается то, о чем предпочел бы не вспоминать.

– Говорю тебе… там это… страшное.

Страшное говорю шепотом. Ника все равно вздрагивает.

– Чего говоришь-то такое…

– Сама спросила.

– А ты почему живой остался?

– По кочану. Да по капусте. А ты хочешь, чтобы я помер там, да?

– Не-е…

– А не-е-е, так и радуйся.

Обнимает. Целует. Вот к чему привыкнуть не могу, так вот к этому, что девчонки здесь сами тебе на шею вешаются. У нас дома из кожи вон вылезти надо было, чтобы девушка на тебя посмотрела, если дома своего нет, считай, не жених. А тут…

– Нет, правда, а почему ты спасся? Ну честно-честно, никому не скажу!

– А чтобы с тобой встретиться. Вот Страшное пришло, а я ему сказал, как же ты меня заберешь, а я Нику не увижу?

– Ах ты!

Смеется.

Обнимает, целует, понимаю – целоваться не умеет, семнадцать лет, а туда же…

Надо спать.

И не спится.

Вспоминаю Нику, еще стараюсь считать, сколько надо проработать, чтобы домик прикупить маленький, зажатый между другими домами на маленькой улочке. Не думается, в голову лезет другое, то, что давно хочу выкинуть из головы.

А почему ты спасся?

По кочану.

Да по капусте.

– …сильнее закручивай. Еще сильнее…

Закручиваю. Сильнее.

– Да куда ты сильно так, сломаешь же!

Окончательно теряюсь. Мастер берет мои руки в свои руки, сжимает мои пальцы, закручивает гайку.

– Вот так. Чуешь?

– Ага.

– Молодец…

– Оглядываю ряды самолетов.

– А… можно вопрос?

– Нужно.

– А… самолетов-то на всех не хватит…

– Ясное дело, не хватит, ты как хотел.

– А… а что с теми будет… кто на самолеты не успеет?

– Что значит, не успеет, самолеты, брат, не для всех… женщинам, детям…