– Я уж думала, тебя нечистая сила забрала!

Это Нинка кричит.

Шаряев кивает Нинке, уймись уже, еще не весь Лондон тебя слышал, бежит к полицейскому, показывает на дом, на фото браконьера в телефоне, повторяет – браконьер, браконьер, ё-моё, как по-английски будет браконьер, или у них вообще нет такого слова… Переводчика мне сюда кто-нибудь, полцарства за переводчика…

– …полиция выносит вам большую благодарность за помощь в раскрытии…

С плененного дома снимают уздечку, дом радостно бежит обратно в стадо, Нинка с легкой грустью смотрит вслед. Шаряев с ненавистью косится на Нинку, ляпнула тоже, нечистая сила забрала, как только додумалась…

Бой часов.

Прямо над головой.

Бо-м-м-м…

Бом-м-м…

Бо-м-м-м…

Бом-м-м…

Бо-м-м-м…

Бом-м-м…

Бо-м-м-м…

Бом-м-м…

Бо-м-м-м…

Бом-м-м…

Бо-м-м-м…

Бом-м-м…

Сердце замирает.

Шаряев ждет. Ну же, ну… быть того не может, и все-таки – ждет…

Тишина.

Часы на башне замолкают. Гид воодушевленно рассказывает что-то про уникальный механизм и древние легенды древних часов.

Шаряев спохватывается:

– Скажите… а может быть такое, чтобы механизм сломался… и, например, часы ударили тринадцать раз?

– Ну что вы, быть такого не может, механизм отлажен идеально…

Шаряев успокаивается, идеально, так идеально. И то правда, где это видано, чтобы часы тринадцать раз били.

– А мы с вами, дамы и господа, отправимся на удивительное мероприятие – сырные гонки.

Шаряев кивает, на гонки, так на гонки. Куда угодно, лишь бы не стоять под часами, которые хоть и с отлаженным механизмом, а все равно того и гляди ударят тринадцатый раз.

– Итак, дамы и господа, на этом склоне проходят сырные бега. Обратите внимание, многочисленные заводчики уже пришли каждый со своей головкой сыра, сыры бьют копытами, скребут землю, рвутся в бой. Можете делать ставки!

Шаряев ставить сто фунтов на головку Камамбера, про который говорят, очень хороший скакун, бежит быстрее, чем ветреная девушка меняет женихов, это из какой-то легенды фраза, подсказывает гид.

На старт.

Внимание…

Марш!

Сыры срываются с места, звонко цокают копытами. Камамбер и правда выходит вперед, быстрее, быстрее, быстрее, ну, ну, ну…

…Камамбер падает.

Остальные сыры с громким топотом проносятся мимо, кто-то побеждает, кого-то награждают…

– В чем дело? – спрашивает Шаряев.

– Похоже, он сломал ногу.

– Надеюсь, его вылечат?

– Сожалею… но нет.

Хозяин Камамбера идет к сыру, вынимает кольт. Что-то переворачивается в душе Шаряева, он бросается к владельцу сыра.

– Хью матч?

– Ват?

Шаряев вытряхивает из кармана бумажник, тычет то в пачку банкнот, то в сыр.

Владелец кивает, говорит сорти-твенти-сколько-то-там, Шаряев умоляет, вон, цифрами, цифрами мне на бумажке напишите, мне этими сортями-твентями в школе все мозги вые… м-м-м-м… извращенно изнасиловали.

Продавец пишет.

Триста.

Шаряев расплачивается, осторожно уводит раненный сыр, осторожно спрашивает у гида, где тут ветеринар. Ветеринар только руками всплескивает, что вы мне вообще привели, я зверей лечу, а не это вот… ну вот, я ему протез из пармезана сделаю. Что вы выдумали вообще, сыр в уздечке, сырные бега, это же не так делается, это головку сыра с холма спускают, он катится, за ним люди бегут, кто поймают. А вы ничего не поняли, учинили тут ипподром…

Дамы и господа, перед вами в паб, разделенный улицей. Однажды эта улица зашла в паб пропустить кружечку-другую, да так тут и осталась…