– Сделано, братцы!

Мои товарищи спешиваются и становятся вокруг меня. Все, кто остался: Сава, Предраг, Небойша. Вокруг нас уже сотни турок, но мы смеёмся и плачем, поём какую-то песню. Предраг уже словил несколько стрел, но отбивает атаку первых нападающих, Небойша держит меч левой рукой, правая висит плетью, Сава падает на колено, но снова поднимается, оставляя кровавый отпечаток. К нам тянутся копья, глефы, ятаганы, по нам бьют булавы, но мы поём, смеёмся и плачем.

Острия лезвий всё ближе.

Перед глазами всё плывет. Контуры турок, тех, что видно боковым зрением, становятся резче. Фиолетовое свечение.

Я просыпаюсь.

– С тобой моё копьё! – крикнул Егор.

– И мой меч! – вторил Серега.

– И мой лук! – добавила Адолат.

– И моя секира! – довершил Роман шершавым гномьим голосом.

Засмеялись. Этот сон сегодня отсматривал весь отдел. Очень важный заказ, на импорт. Роман попросил Варданяна дать посмотреть его дважды, будто бы для уточнения деталей. Как показалось Гончаренко, начальник даже отметил его рвение. Сновидение осталось как будто тем же самым, но эмоции несколько приглушились: крик обиды уже не рвал лёгкие, а в конце он не пел с другими персонажами, а с суровой готовностью встречал неминуемую кончину.

На утреннем обсуждении у Валерия Платоновича сегодня присутствовали все, хотя и длилось оно всего минут пятнадцать. Адолат высказала мнение, что «моё копье с тобой» – слишком явная отсылка к Властелину колец, с чем согласились почти все, даже те, кто этого не заметил сам. И так, по мелочам. Содержание нооформ в сновидении наблюдалось минимальное, значит, сон был предсказуем, неприятных сюрпризов быть не должно.

– Значит, завтра проверим финальную версию и отдаём Ярославу Николаевичу. Кто-то должен отсмотреть ещё раз.

– Можно я? – поспешно поднял руку Роман.

Варданян вскинул бровь.

– Мне привычно уже, – отшутился Гончаренко.

– Ладно. Хорошо. Тогда все свободны, отчёты прислать не забудьте.

Роману показалось, что Варданян что-то прокручивал в голове в фоновом режиме. Гончаренко давно понял, что у его начальника весьма острый ум, скрываемый в теле эдакого Тома Бомбадила (сегодня день Толкиена, не иначе), и который Валерий Платонович старался не афишировать. Но, как-никак, физмат в самом престижном техническом вузе страны даром не проходит.

Сновидцы покинули кабинет. Егор Моисеев встретился взглядом с Романом и сделал жест головой, означавший «на крышу?» Тот согласно кивнул.

Они отправились в лифт, доехали до восьмого этажа, где вышли на открытую крышу второго корпуса, на которой располагался уютный сквер метров тридцати в длину, упиравшийся в увитую плющом стену – сквер находился на том месте, где здание имело минимальную высоту, по краям же зелёной зоны вверх шли ещё несколько этажей: три у той части, откуда вышли Егор и Роман, семь – у противоположной, фасадной.

На удобных креслах-мешках под тенью гинкго уже полулежали Адолат и Серега.

– Как вам сеанс одновременного сна? – поинтересовалась Адолат.

– Да как обычно, вообще-то, – ответил Егор, – мы же не в одном сне были.

– Не патиссон, – вставил Марков.

Коллеги с недоумением посмотрели на него. Серёга филолог, любит всякие вывороты со словами. Нередко понятны они лишь ему одному.

– Ну, патиссон – пати и сон, вечеринка во сне, чего непонятно-то? – привычно объяснил Сергей элементарные вещи непонятливым коллегам.

– Интересно было бы патиссон провести, а? – поддержал товарища Роман.

– Это невозможно. К сожалению, – Адолат сделала по-детски грустное лицо и села на кресло, обняв колени.

– Вообще-то, возможно, – заявил Егор.

– Нет, ну, возможно, конечно. Теоретически, – Адолат с её короткой стрижкой и тонкими очками выглядела почти как профессор на лекции – если бы не полосатые штаны, футболка и небольшая татуировка на правом предплечье в виде старинного ловца снов – из тех, декоративных, что были до распространения синтетических сновидений. – Но ведь для этого нужен кто-то посильнее, чем мы.