- Вы хоть сегодня кушали? – заботливо спрашивает Анечка. – Или весь день на сухомятке?

- Да в клинике похлебал какого-то супа, - криво усмехается Косогоров. – В понедельник уволю повара к едреной фене. Как для свиней готовит! А когда я прихожу на кухню пробовать, наверняка дает мне из другой кастрюльки, скотина. А сегодня просто в палату гадостную похлебку принесли… Но это и хорошо! У нас же лакшери, млять! А людям какую-то бурду вместо нормальной пищи даем. Хорошо еще, что эта сволочь мне сегодня на глаза не попалась. Прибил бы, ей богу!

- Тебе сейчас только кулаками махать, - улыбается как родному Пирогов. – Отдохни хоть пару дней. Охрану я обеспечил надежную. К Галке тоже человечка приставил. А там разберемся, - сипит он негромко и, поднявшись, пожимает Вадиму руку.

Тот провожает его до двери, а вернувшись, предлагает как ни в чем не бывало.

- Пойдем, покажешь мне, как щенка устроила. Кличку хоть выбрали?

- Да, - киваю я, выходя из-за стола. – Бимка. Он уже понимает и откликается.

- Хорошее имя, - довольно говорит Вадим, загораживая дверной проем. Сам не идет никуда и меня не пропускает. – Олюшка, - шепчет он, стоит мне подойти ближе. – Береги себя и Роберта, пожалуйста, - хрипло просит, проводя здоровой рукой по моим волосам. Пальцы свекра перебирают тонкие прядки, а затем медленно скользят по моей щеке. Я стою ни жива ни мертва. Хочу броситься ему на шею, но не смею даже тронуться с места. И только Анечкины шаги в коридоре заставляют нас  очнуться от этого морока. Вадим убирает руку, пропускает меня вперед и что-то крякает неразборчиво. То ли от досады, то ли от боли.

Вслед за мной Косогоров, кряхтя, поднимается по лестнице. Натужно сопит в две дырки, но идет молча. А в моей спальне с умилением смотрит на Роберта, потом на Бимку, растянувшегося на небольшом половичке.

- Дети. Спят, - улыбается благосклонно и, тяжело ступая, идет к себе. У самой двери останавливается и, почесав затылок, шепчет с сожалением. – А лежанку барбосу мы так и не купили.

- Можно завтра в город съездить, - еле слышно предлагаю я. – Я присмотрела в интернете лежанку.

- Нет, - мотает головой Косогоров. – Хватит, наездились, - отмахивается он от меня, словно от назойливой мухи, и добавляет с неохотой. – Завтра отправим кого-нибудь. Пока Игорь не разберется, из дома выходить не рекомендуется. Спокойной ночи, - бросает он, выходя в коридор. И я замечаю, как его лицо передергивает от боли.

- Вадим Петрович, - не сдерживая порыва, вылетаю я следом.

- Ну что еще, Оль? – морщится он. – Давай завтра обсудим, а? Хочу выпить обезболивающее и лечь. Что-то я расклеился сегодня…

- Если что-то нужно, я могу помочь, - выдаю я, не подумав о последствиях.

- Нет, милая, - гадко ухмыляется Косогоров. – Не можешь…

- Позвоните мне, если станет плохо, - шепчу я, чувствуя, как щеки заливаются предательским румянцем.

- Обязательно, - фыркает он и удаляется к себе на третий этаж. Его качает от боли и слабости. Но даже в такой момент Вадим старается не подать вида, как ему плохо. Да еще после операции целый день где-то носило. Видимо, консультировался с кем-то или с ментами разбирался. Но такой, чуть расслабленный и растерявший отчасти самоконтроль, Косогоров мне по душе. Он больше похож на обычного человека. Зато когда жив-здоров, больше напоминает биоробота.

«Вот же хмырь, - думаю я, снова надевая пижаму и укладываясь в постель. – Вечно все перевернет с ног на голову и выставит меня в дурном свете. Что я такого предложила? Только помощь! А он как все перевернул? Зараза!»

На всякий случай я кладу телефон под подушку, твердо зная, что никто не позвонит. Вадим Петрович будет корчиться в мучениях, но ко мне за помощью не обратится.