Но потом все рухнуло… У него появилась любовница, и узнала я об этом только тогда, когда он тяжело заболел. Эти ее письма, обнаруженные мной на дне его чемодана… Стоны вырывались из моей груди и руки тряслись, когда я читала проникнутые страстью строчки: «Фрэнки, ты мое божество, хочу раствориться в тебе без остатка, твои ласки заставляют мое тело звучат подобно волшебной флейте, ты даришь мне немыслимое наслаждение, мой дорогой, желанный, но такой недосягаемый, мой герой и мой кумир…». Вот так я стала одной из тех сотен тысяч обманутых жен, чьи слезы не видны миру; он, этот мир, желал слышать лишь любовные вздохи… А ведь я была уверена, что смогу избежать этой доли! Но нет, мне пришлось познать всю горечь нелюбимой жены.. Конечно, была истерика, разговор втроем в присутствии его мамы, его клятвы прекратить эту связь… Но я тогда сама себя обманывала – увы, это стало мне понятно гораздо позже… Уж если мужчина равнодушен – то этого уже никак не изменить. Потом у него были еще любовницы… Я никогда даже мысленно не произносила их имена – словно это могло отпечататься на мне каким-то позорным клеймом.

Что ж, я смирилась с этим; в один прекрасный момент мне просто пришлось стать сильной. Я все время говорила себе: «Я должна». Я должна была во что бы то ни стало поддерживать свой авторитет и авторитет нашей семьи. И я знала, что это мне по силам.

Уже потом, анализируя все, что произошло, я пришла к выводу, что все было к лучшему. Я всегда придавала значение лишь духовной составляющей брака. Выходя замуж, в плане телесном я была совершенно неискушенной. Моему мужу не удалось пробудить мою чувственность. Наверное, причиной было то, что я физически не привлекала его и потому он не прилагал особых стараний; но факт оставался фактом – все проявления его телесного влечения я воспринимала совершенно холодно, полагая, что это вполне нормально с моей стороны…

Отношения с Лорен были полны нежности, романтики и глубокого понимания. Мы быстро сошлись с ней. Если бы не она, я бы, наверное, уже давно загнала себя в могилу бесконечными рефлексиями по поводу своей непривлекательности и душевного одиночества. Это она давала мне силы жить дальше и ощущать себя здоровой и вполне счастливой… Сейчас страсти поутихли, мы обе постарели, но нежность все равно неизменно присутствовала в наших отношениях… Мы были с ней как два самых родных человека.

Брелок, который я вертела в руках, был очень необычным. Он представлял собой отлитого из стали какого-то ацтекского божка размером около четырех дюймов. Божок это почему-то был изображен в сидящем положении, и только лицо его было повернуто в фас. «Сидящий идол» – так я про себя его называла. И главная его особенность заключалась в том, что он был похож… да-да, на Фрэнки. Такие же близко посаженные глаза, тонкий нос… Сходство было просто удивительным. Его не смазывали даже перья на голове идола и ацтекские одеяния. Я никому не показывала этот брелок, нося его всегда в собой в кармане. Когда мне нестерпимо хотелось высказать мужу все то, что я чувствую, я клала перед собой этого идола и мысленно разговаривала с ним – так, как я разговаривала бы с Фрэнки, если бы у нас были нормальные супружеские отношения… И от этого я ощущала необыкновенную легкость, словно сбрасывала с души несколько тонн груза.

Я знала, что скоро он, Фрэнки, въедет в эту комнату на своем кресле-каталке, и вечно молчащий пожилой темнокожий слуга будет его безмолвным приложением, заместителем ног, которые отказались служить ему много лет назад. Я даже примерно знала, о чем Фрэнки будет со мной говорить. О, я всегда предугадывала поступки и слова своего мужа; я знала его так хорошо, как никто другой, ведь между нами все же присутствовала некоторая близость. Это было взаимоуважение и дружеские чувства, одно на двоих осознание долга перед родиной, ответственность за американский народ… А может быть, даже наша с ним похожесть. С годами я научилась принимать своего Фрэнки таким, какой он есть. Мне не о чем было жалеть – в общем-то я сполна имела в этой жизни все то, чего желала моя душа.