Скинув в снег подарки от Юджин и водрузив раненую женщину на сани, я обвязываю веревку вокруг пояса, а сама шепчу себе под нос:

– Успею за полчаса. Так что нет никакой опасности.

Резко выдохнув, я плавно толкаюсь левой ногой, и лыжи со скрипом скользят по снегу. Постепенно набирая скорость, я двигаюсь по следу, оставленному колесами автобуса: он приведет меня к электростанции. В любой момент откуда-нибудь может выскочить олень или дикая лошадь, и такая встреча не кончится ничем хорошим, поэтому я внимательно смотрю перед собой. Облака полностью закрыли луну, и земля тонет во мгле.

Иногда я поворачиваюсь, чтобы взглянуть на Чо Мирю. Она – изгнанница, хладнокровно убившая девять человек, и вот я рядом с ней, а вокруг ни души. От этих мыслей у меня холодок бежит по спине. «Эй, Чобам, не время об этом думать!» – говорю я себе и снова устремляю взгляд вперед.

Я иду уже довольно долго, но пейзаж вокруг не меняется: свет моего налобного фонарика пронзает непроглядную тьму, и тени деревьев падают с двух сторон, как костяшки домино, похожие на привидения. Дышать в маске очень трудно, но и снять ее нельзя. Как только ледяной воздух коснется влажной от дыхания кожи лица, она тут же покроется коркой льда.

– Ха-а… аха-а-а…

От холода ноги теряют чувствительность, а сознание затуманивается. Хочется забыть обо всем, и будь что будет. Вдобавок начинается снегопад, но не с маленьких снежинок, как должно бы быть. С неба сразу валят крупные хлопья. Вот черт.

Чтобы не потерять связь с реальностью, я раз за разом прокручиваю в голове историю, которую мне рассказывала мама.

В те времена, когда дядя Чэри только начал работать водителем, случилось так, что автобус застрял посреди дороги. Переднее колесо попало в яму, которую было не видно из-за снега, выпавшего за день до этого. Дядя Чэри что есть сил давил на газ, но колесо со старой шиной только глубже зарывалось в снег. Пассажиры пытались помочь, но не смогли вытолкать огромный автобус. Электричества для обогрева салона хватило бы чуть больше чем на час. После этого температура начала бы быстро опускаться, стремясь сравняться с уличной. Не приходилось и рассчитывать, что какой-нибудь другой автомобиль проедет по той же дороге. Разве что доктор, живущий на станции, получит вызов из нашего поселения и отправится к больному на машине скорой помощи. И тогда мой папа, понимая, что не стоит ждать чуда, и желая спасти сидевшую рядом маму и нас – в ее животе, попросил у водителя лыжи и выдвинулся в сторону станции. Ему предстояло проделать путь, который автобус преодолевает за сорок минут.

Через два часа послышался вой сирены. Замерзшие пассажиры перебрались в салон скорой помощи и благополучно доехали до электростанции. Мама сразу бросилась к папе. Он лежал в больничной палате, вся его кожа покрылась глубокими язвами.

Четыре дня спустя мама, заплатив за поездку огромные деньги, снова села в кабину скорой. Выполняя волю отца, который хотел однажды побывать с семьей у моря, она развеяла его прах на заснеженном берегу.

В декабре того же года мы с Онги появились на свет в палате родильного отделения. Несмотря на то что роды были преждевременными, мы весили два с половиной и два и шесть килограмма и выглядели даже упитанней обычных младенцев.

Рассказывая эту историю, мама не уставала повторять, что, даже если бы нас не было в том автобусе, папа все равно поступил бы точно так же. Он бы не раздумывая предпочел пожертвовать собой ради спасения ближних, чем сидеть и покорно ждать смерти.

Некоторое время мама стоит у меня перед глазами: каждый раз, когда она рассказывает о папе, уголки ее глаз краснеют. Тем временем снегопад усиливается. Все, что я вижу в свете своего налобного фонарика, – белый монстр, без конца атакующий меня.