Но тогда его юная мать считала, что для нее все страдания завершены. Она больше не выдержала бы таких жутких испытаний. Но тогда она и решила, что до последнего дыхания, что бы ни происходило, она останется с ним рядом и сможет удержать его от тех бурь, которые будут бушевать над его головой. И она наивно верила, что и судьба его и весь мир в ее власти теперь.

Он подрастал у всех на глазах, с радостью или завистью говорили о чудесном ребенке.

Усадьба, парк, бескрайние поля и дремучие леса с таинственными болотами – это был его удивительный мир, где не могли не родиться первые строки каких-то не стихов даже, а таинственных пророчеств. Рос он крепким и смелым – маленький богатырь Добрыня, так она порой в шутку называла его. И она была счастлива и горда тем, что родила этому миру такого сына.

Когда в нем появилась эта тяга к одиночеству и замкнутости? Этого она точно не могла вспомнить.

Она с тревогой думала о том мгновении, когда он спросит об отце.

И заранее мучительно подбирала слова для того, чтобы хоть что-то ему объяснить. Но одно она знала – он никогда не будет жить со своим отцом.

И он спросил ее однажды, глядя на портреты своих предков, дальних и близких родственников.

– А мой отец, где он, почему его нет с нами, почему нет ни одной его фотографии.

Она вздрогнула и повернулась к нему.

Сколько не ждать подобного вопроса, возникает он все равно неожиданно.

– Ты встретишься с ним позднее, дорогой, пока он очень занят и не может к нам приехать, – хотя и тихо, но очень твердо произнесла она, и всем своим видом подчеркнула, что говорить об этом больше не хочет, но мальчик был упрям.

– Портрет, я хочу увидеть его портрет.

– Пусть это будет нашей с тобой тайной, но здесь нет его портретов.

Алекс видела, как он погрузился в раздумья, и ни о чем пока больше не спрашивал, но это вовсе не значило, что не спросит завтра.

Она дала себе слово не говорить об отце ничего плохого, потому и молчала так напряженно. Он должен подрасти немного. Она убедится в том, что есть противоядие от зловещего его обаяния и демонического начала. Иначе она потеряет сына и подарит миру еще одного Демона. Это откровение перепугало ее страшно. Она не могла допустить такого. Она старалась не думать о том, что ее сын плоть от плоти этого человека. Мало было просто увезти его и поселить в многолюдном доме, теплом и уютном, Даже та, которая не была связана с ним кровно, до сих пор не может избавиться от него, а что говорить о маленьком ребенке. Как неосмотрительно было с ее стороны пойти на такой шаг. Но теперь можно только как-то спасать ребенка.

Она услышала голос Софии и странно вздрогнула. Никогда прежде, и сестра это заметила, Алекс не отдалялась так от них. Проклятый тип, что он сделал с ней, как он мог так вероломно глумиться над ее душой.

– Саша спрашивает об отце.

– Его не существует, не смей ему говорить пока ничего. Тебе было больше лет, чем ему, но и ты устоять не могла.

– Но ничего нельзя изменить. Он по-прежнему остается его отцом, – вырвалось у Алекс.

И было видно, как это мучает ее.

Она все больше и больше говорила с ним о поэзии и музыке.

Она все больше говорила с ним о поэзии и музыке. И вспомнился рассказ бабушки о Пушкине. И возник невольно образ Пианиста. Она не понимала, какой из двух рассказов насторожил и испугал ее сильнее.

Но почему так – все, что было дорого и мило недавно, становится пугающим и угрожающим? Вероятно, стоит держаться подальше от творцов. Они все наверняка вышли из ада и здесь, на земле по-другому жить не умеют. А лучшие их творения опалены адским пламенем.