И страха пред Всевышним.
Не жил бы я, народ, с тобой,
Да сердцу нету ближе!
Шагает бодро инвалид!
Наверно, кто-то усмехнется:
«Урод, а смотрит молодцом!»
А человек… он не сдается,
Идет себе в толпе шажком,
То позадорнее и стройно,
Что называется, на пять!
Ох, как ему дается стойкость!
Уж точно, многим не понять.
Боль вдоль и поперек… навылет!
Упал бы на асфальт – вон дух!
Венок бумажный ему б свили,
Земля тебе, мол, словно пух!
У нас ведь хоронить умеют,
Как водится, без слез, молитв.
Потом от водки одуреют,
И будет всяк изрядно бит.
Ну а покуда все в порядке —
Шагает бодро инвалид,
Ему вполне живется сладко,
И он судьбой не клят, не бит!
«Студеные гроздья калины…»
Студеные гроздья калины
И черные капли росы.
А жизнь обернулася клином
На срезе последней грозы.
Картины земли растворились,
Небесной окраины хлад.
Успел кто, до срока простились,
По свету ушли наугад.
А кто задержался, тоскуя,
О летнем расплывчатом дне,
Ущербные листья тасует
В зальделой бессмертной стерне.
А издали плачет калина
И слезы роняет в туман.
И чья-то блукает судьбина,
Где злой торжествует бурьян.
«Война, которая сдружила…»
Война, которая сдружила
И побратала нас навек,
Уже далеко, ее силу
И след давно засыпал снег.
Ее гроза померкла в тучах,
Железо ржавчина до тла
Порушила. А щебня кучи
Сокрыла темна мурава.
И лишь, как знак напоминанья,
Как уходящих в тень времен,
Размежевали расстоянья
Края разрозненных племен.
Знать, не навек нас побратала
Война. Курлычат журавли,
Как и тогда… Как в песне старой,
Которую забыть смогли.
«Бог глядит, и час от часу…»
Бог глядит, и час от часу
То в озноб бросает, в жар!
Все темней людская масса
Обволакивает Шар.
Сатана, знать, верховодит
Во всю прыть! О, как же Он
Проморгал, в какие годы?!
Грохот! Скрежет! Перезвон!
Что же делать? Что придумать?
Новый Путь избрать какой?
Повздыхал. На звезды дунул
И… на все махнул рукой!
«Часовенька в березах…»
Часовенька в березах,
Ты в мыслях у меня.
Чернее ночи грозы
Прошли, огнем звеня,
Над малой моей родиной,
Над хутором моим
В расстроенные годы —
Остался только дым
Горчащего неверья
В благой порыв людей.
Погублены деревья,
Хожу я среди пней.
Срубил бы я часовенку,
Да поздно уж. Она
Пребудет вещим словом.
Так Богом воздана.
«– Есть в России президент…»
– Есть в России президент,
Газа вволю и железа.
Полицейским назван мент,
Тоже здорово и лестно!
А вокруг поля, цветы,
Кружева туманов ранних!
Что ж ты прячешься в кусты?
– Я смертельно в сердце ранен!
Что за пуля – невдомек.
Кто стрелял? Я чую кожей…
Роковой настанет срок —
И тебя, братан, уложат.
Потому что президент,
Газ сибирский и железо,
Полицейский (бывший мент).
Им с тобой неинтересно!
«Такая мода не прошла…»
Такая мода не прошла
Со времен Петра. Все так же
Мирским погублена душа —
Порочной гнусной блажью.
Откуда и зачем она
С оттенком гнойной гнили?
Не Бога ль самого вина?
Иль Люцефера? Или?..
Сказать нельзя наверняка,
Хоть стань к расстрельной стенке!
Мужик-поэт на мужика —
Поэта пялит зенки…
Тут третья лишняя, поди,
С волшебным нимбом Муза.
О, как о них ты не суди,
Пребудут с оным грузом
До истеченья лет земных,
До часа рокового.
О них… про них никчемный стих,
А надо б никакого.
Вечерняя песня гастарбайтера
Я долго думал, как мне лучше
Картину эту передать.
Запал мне в память этот случай,
Он долго будет волновать.
Другой, возможно б, не заметил,
Душою чуткою не внял.
Чу! То ли где-то плачет ветер,
Он словно что-то потерял.
В вечернем сумраке услышал —
Пел человек. Он шел и пел,
То средним голосом, то тише.
Поведать миру он хотел,
Что очень холодно, тоскливо
Его растерянной душе,
А быть надеялся счастливым
И восседал бы на плече
Друг-сокол… Песня удалялась,
С ней незнакомый мне казах.