Раз-два-три-четыре… Она считала по привычке. Бой и счет требовали вернуться в настоящее, в котором у Нины были обязанности. Она пока не умерла, значит, в четыре пятнадцать должна выбежать из дома, чтобы не опоздать на практическое занятие. Сегодня их группа должна препарировать грибницу шампиньонов. Нина выбрала своей специальностью микологию – науку о грибах.

Но она не шевелилась. Часы отбили свое и умолкли. В этой тишине Нина снова услышала голоса Димы и его однокурсницы в библиотечной курилке:

– Говорят, у каждого мужчины есть свой, – девушка по имени Майя, с которой они встретились на вечеринке у новых Диминых друзей в начале сентября, на миг умолкла, потом продолжила с особенной интонацией: – любимый, – подчеркнула она, – тип женщины?

– Правда? – спросил Дима с таким восторгом в голосе, будто услышал нечто особенное, а не простую банальность.

Майя захихикала, отвела волосы с лица, открывая безупречно чистые щеки.

– Говорят, я похожа на твою подругу Нину. Ты тоже думаешь, что она похожа на меня? Я о твоей подруге детства? – Майя засмеялась, помяла пальцами тонкую коричневую сигарету. – А еще говорят, ты поклялся всю жизнь быть при ней, до последнего вздоха?

– Вздоха? Ха-ха-ха, – Нина похолодела. – Разве ты не знаешь, что мужчины любят слушать вздохи и стоны… только в одном случае? – Дима засмеялся громче.

– Все так серьезно, да? – Майя тоже засмеялась.

Но Дима продолжал:

– Ты рассмотрела, что у нее на лице? – в его голосе Нина уловила не насмешку, а что-то, похожее на возмущение. – Тогда о чем ты?

Они не видели Нину, которая стояла возле таксофона. Она крепко стиснула трубку, со страхом ожидая, что еще скажет самый близкий друг.

– Детство кончилось, моя милая Майя… А вместе с ним – детская любовь, детские клятвы. Понимаешь, да? Все мы уже свободны от заморочек милого прошлого.

В тот момент Нина увидела себя со стороны – ей показалось, что по всему лицу разлился сине-багровый цвет родимого пятна.

Он прав, детство кончилось. Теперь не спастись, как раньше, под маской для фехтования, под маскарадной маской или под какой-то еще… Ей так все это нравилось…

В замочной скважине заскрипел ключ. Это мама.

Нина быстро прошлась пальцами по глазам, вытирая последние слезы, привычно занавесилась волосами, отступила в темный угол. Незачем показывать заплаканное лицо.

Но Марии Андреевне не надо смотреть на дочь, чтобы догадаться. Она слышала ее стесненное дыхание, казалось, даже уловила запах влаги от слез.

– Привет, – сказала она. – Что-то случилось?

Нина не собиралась рассказывать, что случилось на самом деле. Зачем? Мама расстроится, что хорошего? Переложить груз на другого – не значит освободить себя от него. Нина знала, что с самого рождения мама только о том и думает, как сделать ей операцию на лице.

Но внезапно, вопреки собственной воле, она призналась:

– Да, мама. Случилось. Ты сама знаешь, это должно было случиться. – Голос Нины звучал хрипло.

Мария Андреевна бросила ключи на галошницу. Кивнула.

– Я знала, такое может случиться. Со страхом ждала. Как жаль… Неужели с Димой? – Она настороженно смотрела на дочь.

– С кем же еще? – Нина чувствовала, как снова мокнут глаза. Она заставила себя перевести взгляд на окно, но и там дождь, теперь со снегом.

– По-моему, у тебя сегодня практические занятия, – мама переменила тему. – Ты не опоздаешь? Успеешь?

Нина поморщилась. Ехать в университет? В разобранных чувствах? Снова ловить в метро сочувственные, удивленные, насмешливые взгляды? С тех пор, как они с Димой расстались, она замечала их на себе всегда. Они мучили ее. Нина понимала, на нее всегда смотрели люди, но окруженная теми, кто не замечал, она не обращала на эти взгляды внимания.