Его не могут изменить.
Не подобрать к замку отмычки
И нашу волю не сломить.
Я – Исикава Такубоку.
Я вижу птицу и змею.
Своей стране, надежде, Богу
Я никогда не изменю.
И пусть немилостив упрямо
Ко мне годами дом родной,
Я буду горд, как Фудзияма,
Своею древнею страной.
1966
«Еще по мостикам горбатым…»
Анне Ахматовой
Еще по мостикам горбатым
Пролетки черные скользят,
И, снами тяжкими объятый,
В туманах виснет Петроград.
Еще гуляют на Фонтанке,
Но свечи гаснут. Три, одна…
Еще промчится на тачанке,
Как пыль, привычная война.
Еще несчастье не случилось,
И счастье тоже не пришло.
Кровь по ступеням не струилась,
Вино рекою не текло.
Но дни безумные листая
При тусклом свете фонарей,
Спешит Россия белой стаей
К судьбе назначенной своей.
1966
«У Императорского сада…»
У Императорского сада
Стоит чугунная ограда,
А я шагаю вдоль Невы,
Не поднимая головы.
Когда-то в этом полумраке
На бал я поспешал во фраке,
И газовые фонари
Росли из неба до земли.
Когда-то, пьяный от решеток,
Испуганно и отрешенно
Стрелял я в батюшку-царя,
Как позже выяснилось, – зря.
Теперь живу в двадцатом веке,
И только вздрагивают веки,
Когда шагаю вдоль Невы,
Не поднимая головы.
1966
Полутени
Играют полутени
На пепельной стене,
И кажется, что стены
Качаются во сне.
И где-то возникает
Мелодия тайком
И тайно проникает
В мой опустевший дом.
В кривых виолончелях
Танцует снегопад,
И, словно на качелях,
По стенам сны скользят.
В их отблеске, летящем
Из темноты на свет,
Является все чаще
Знакомый силуэт.
Сначала ярче, ярче
Его чеканный вид.
А печь горит все жарче,
И дым в трубе кипит.
Потом огонь темнеет,
Слабеет силуэт,
Он тает, он стареет
И сходит он на нет.
Теряя очертанья
И сходство на лету,
Как древнее преданье,
Сползает в темноту.
И звуки с перепугу,
Признав свою вину,
Покорно друг за другом
Уходят в тишину.
1966
Стихи 67-го года
I
Стансы
По молодости лет не воевал,
Не странствовал, не плакал, не судился.
Свой век по-городскому куковал —
В квартирах пыль на лезвиях зеркал —
Опомнился – в окурок превратился.
Не важно, что мосты разведены,
Чугунные ворота на засове.
Не добежал до крепостной стены —
Мгновения за годы зачтены,
На флаге незаметна капля крови.
Куда вы делись, милые мои?
В Царицыне или под Перекопом?
Я опоздал. Закончились бои.
В живых остались только воробьи,
Вон за окном они дерутся скопом.
Тридцатый год цирюльнику служил,
На хищных птицах окровавив перья.
Тянули страхи из лаптей и жил,
И не было ни опыта, ни сил
Остановить поветрие поверья.
На черных тучах выросли кресты.
Я страх запомнил, не запомнив детства.
С сомнением на чайные мечты
История взирала с высоты
И строила преграды по соседству.
Из магазина запах колбасы.
Семейный быт налаживался прочно,
И Сталин улыбался мне в усы.
Кому же верить? Врут мои часы,—
Двадцатый век закончился досрочно.
Рыдайте! Век отходную поет.
Приобретайте новый холодильник!
Храните, как в сберкассе, старый лед,
А я на три столетия вперед
Перевожу поломанный будильник.
Когда наступит, – что там? новый быт? —
На всей Земле и даже на Аляске,
Мой сломанный будильник зазвонит,
Напомнив, торжествуя и навзрыд,
Все войны, революции и встряски.
Полночь с песенкой
Когда наступает бесшумный парад арлекинов,
Гудят провода, осыпая весенние струны,
На черных дощечках показываются луны,
И гаснут огни, напряженное небо покинув,
Приходит безумие. Острым крылом разрезая
Полночное небо, свернувшееся в клубок,
Оно говорит: да будет твой сон глубок!
Свободу покоя твоей судьбе разрешаю.
А мне припеваючи жить
Давно надоело.
Наряды зевакам шить —
Нехитрое дело.
Не плачу и не смеюсь,
Привык улыбаться.
Удачи одной боюсь —
Счастливым остаться.
Приятные вести приносят печальную радость,
И голуби тусклые на подачках жиреют.