Фарракло посмотрел на меня. В его золотистых глазах я увидела беспокойство.

– Я должен созвать бишар, – сказал он и пошел прочь от берлоги. – То, что ты недавно сделала… – начал он.

– Это вид лисьего искусства, – пояснила я. – Истаивание.

Фарракло ничего не ответил. Мы молча пробрались мимо камней. Потом поднялись на кряж. И тогда Фарракло закинул назад голову и завыл. От его могучего призыва зазвенела вся тундра.

К тому времени, когда мы достигли ледяного зала, солнце уже погружалось в снег. Густой оранжевый свет лег на западную стену. Зал заполнялся, и по моей спине пополз знакомый холодок страха. Однако волки держались дружелюбно, они приветствовали меня, помахивая хвостом, прежде чем занять свои места. Только Мирракло окинул меня холодным взглядом, когда я подошла к Фарракло.

– Принц Фарракло… – пробормотал Мирракло, кланяясь. А меня словно не заметил.

Фарракло ткнул меня огромным носом.

– Сядь рядом с леди Кэттискло, – сказал он. – Я должен обратиться к бишару.

Я отбежала и села рядом с Кэттискло в первом ряду волчьего собрания. Она добродушно лизнула меня в ухо. Принц небрежно кивнул Мирракло и повернулся к волкам:

– Друзья, я созвал вас потому, что бизоны начали переход. В земле Гроул воцарилась оттепель, но до наших мест она еще не добралась. Бизоны скоро пойдут на запад в поисках травы. Как только их стада пересекут границу Фанга, для нас они потеряны. Так что мы не должны мешкать.

Волки согласно заворчали:

– Снег уже не валит так сильно. Горы дают нам защиту от ветра, наш запах не улетит далеко. Условия отличные. Пора на охоту!

Пещеру наполнил рев.

Фарракло вскинул голову. И крикнул:

– Амарог Мудрая, ты что скажешь?

Волки разом умолкли, насторожив уши. Я слышала тихий шорох лап и напряженных хвостов. И ждала – сама не зная чего. А потом заскрипели по полу пещеры чьи-то неровные когти. Шерсть на моем хвосте встала дыбом, я оглянулась. Звук был все громче, все ближе.

И тут я увидела ее.

У Амарог был необычайно длинный мех. Взъерошенная грива синевато-серого цвета космами падала на морду прорицательницы. С этой гривы свисали сухие ягоды, маленькие зеленые листья, колючки – как будто волчица валялась где-то в кустах. Когти у нее были очень длинными, грязными, неухоженными. От меха исходил резкий запах травы и каких-то незнакомых лиан. Амарог вообще не походила на волка – как будто сам лес ожил, как будто он взял и явился в пещеру…

Я содрогнулась и попятилась ближе к Кэттискло, когда странная волчица приблизилась; мелкие листья и ягоды раскачивались в ее гриве.

– Принц Фарракло Отважный Клык! – с поклоном заговорила она. В ее хвосте мелькнули серебристые веточки. – Три дня и три ночи я бродила с умершими. Три дня и три ночи я провела без воды и пищи. – (Волки напряженно смотрели на нее. Молча. Почтительно.) – И предки говорили… – Тело волчицы слегка задрожало, как будто в лихорадке. – Духи кружат в облаках; они крадутся в ночи. Мы должны оставить духов в их печали. На рассвете я пойду к краю земли Таку. Я буду ждать ответа, но не стану умолять. Потому что все в жизни и смерти имеет свое время, и только сами духи знают, когда им говорить. И никакой крови нельзя требовать, пока луна не станет сосулькой в небесной реке!

Она вскинула голову, ее глаза на мгновение закатились так, что стали видны белки. Потом она опустила морду и, резко повернувшись, уставилась прямо на меня. Один ее глаз был ярко-зеленым, второй – карим.

– Кто ты такая? – Спутанная грива вздрагивала при каждом слове прорицательницы, ее дрожь заметно усилилась, то ли от возбуждения, то ли от страха, кто знает. – Я видела измученную тень, бежавшую через холмы. Не ты ли это была, смотревшая, как черноглазый поморник? Кто мог пронзить священную плоть?