Вот поэтому, – наставительно заключил я, – нужно спать головой к выходу, а не ногами. Она может быть и сейчас ходит, ищет…

– Ой! – выдохнула девчонка и плотнее прижалась скафандром ко мне. – А на меня что-то дует… Как будто чье-то дыхание! – встревожено сообщил Вера. И тут же раздался резкий, неожиданно сильный хлопок. Мы вздрогнули, а девчонка взвизгнула. Почти сразу я понял, что это Вера хлопнул рукой по натянутой материи. – Ну, Александр, – как-то официозно вымолвил Гена, – я русский знаю не очень глубоко, но ты так рассказывал, что теперь приснится. – Саша, вы понимаете, что теперь вас ждет? – строго вопросил Вера привстал и гипнотически уставился на меня. Оказалось, что у них в темноте светятся глаза как у кошек. Это было очень круто и я не сразу ответил. – Рассказывать на ночь – это теперь ваша судьба!

Я довольно заржал и произнес формулу: – Спокойной ночи, приятных снов, цветных и радужных. Все поняли назначение формулы и больше никаких звуков не последовало, создавая общий настрой на погружение в сон. Была и альтернативная формула из детства: «Кошка сдохла, хвост облез, кто промолвит, тот и съест!» – вполне-таки законная этническая поделка, но я пока еще не посмел. Да и не мотивировало такое на сон, скорее – на желание красиво преодолеть логику запрета.

Ночью инопланетяне спали неспокойно, ворочаясь в своих скафандрах и только к утру крепко заснули. Я встал поздно, когда солнце выглянуло из-за гребня чтобы дать им выспаться. На стенках палатки длинными иголками вырос иней, было холодно. Я разжег примус, безжалостно ликвидировав эту красоту. Через минуту палатка просохла и стало комфортно. Девчонка открыла глаза и изумленно уставилась на меня. Я улыбнулся ей, потом взял кастрюлю и, высунувшись наружу, наскреб снега. Когда вскипела вода, заварил чай. Девчонка выбралась из своего скафандра и помогла мне разложить еду. Меня порадовал этот признак хорошей горной этики. Я налил ей и себе чаю, булькнув туда кусочки прессованного сахара. И тут биолог Гена заворочался, принюхался и, следуя носом, привстал на локтях. – Стой, Саша! – он суетливо принялся выбираться из скафандра. Моя рука застыла с куском вяленой рыбы у рта. – Я ведь собирался вас исследовать натощак!

Я сдулся и с сожалением оставил еду. Надо так надо. Девчонка неожиданно показала мне длинный язык, и я не придумал, чем ответить. – Резать не больно будете? – пошутил я и не получил ответа. Вера тоже выбрался из скафандра и попросил чай у девчонки. Гена вылез следом за мной из палатки, сразу пожалев, что снял скафандр, было очень холодно. Мы пробежались по твердому снегу с другой стороны корабля и влетели уже в другой тамбур. Из-за полупрозрачных, да еще в разной степени, стен длиннющего коридора трудно было понять, где куда что ответвляется, и во все стороны, кажется даже сзади тамбура, что-то простиралось с неузнаваемо-неуловимыми деталями. И я подумал, что, возможно, входной левитатор сразу переносил куда-то вглубь корабля. Как-то отец в первый раз привел меня к себе на работу в институтское здание, мы поднялись на второй этаж, там по коридору повернули куда-то, и я потерял ориентацию. Говорят, крыса тем умнее, чем более сложный лабиринт она способна осилить, особенно запоминания дорогу. Так вот, тогда я был не способнее крысы, но потом научился ориентироваться даже в сложных зданиях, но сейчас было понятно, что тут нет никакой системы, за которую я мог бы зацепиться. Возникла мысль, как важно мне не потерять Гену из вида, чтобы не пришлось выковыривать меня из каких-то устройств. А Гена шел впереди быстро, все время поворачивая и не оглядывался на меня. Может это уже был тест?