– Именно, – перебил Хаген. – Поэтому…

– Проблема в том, – продолжил Харри, – что нынешнее дело совсем не такое. Не типичное убийство. Этот человек ни дружку ни о чем не рассказал, ни возле места преступления не засветился. Никто ничего не знает, так что телефонные звонки нам не помогут, а только утопят. Следов там, конечно, много, но он запросто мог продумать это заранее, чтобы нас запутать. Короче говоря, это совсем другая игра.

Хаген откинулся на спинку кресла, соединил кончики пальцев и теперь внимательно смотрел на Харри. Прищурился, как ящерица на солнце, а потом спросил:

– Так, говоришь, это игра?

Харри медленно кивнул, размышляя о том, что Хаген имеет в виду.

– А что за игра? Шахматы?

– Может быть. Вслепую.

Хаген кивнул:

– Значит, по-твоему, мы имеем дело с классическим маньяком, хладнокровным убийцей с развитым интеллектом и склонностью к игре и ультиматумам?

Теперь Харри понял, к чему клонит Хаген.

– Человек, охоте на которого учат на тех курсах ФБР, что ты закончил? Вроде того, что ты поймал тогда в Австралии? Такой человек, который, попросту говоря… – Комиссар почмокал, будто пробовал слова на вкус, и закончил: – Является полной твоей противоположностью?

– Я не так на это смотрю, шеф, – вздохнул Харри.

– Разве? Если ты помнишь, Харри, я преподавал в Академии сухопутных войск. Как ты думаешь, о чем мечтали те недогенералы, что сидели на моих лекциях, пока я им рассказывал о военачальниках, которые личным усилием изменили ход истории? О том, чтобы просидеть всю жизнь в кресле, а потом рассказывать внукам, что они принимали участие в каком-нибудь конфликте? Нет, Харри, на самом деле они мечтают совсем о другом. Речь идет о сильнейшем желании человека быть востребованным. Вот почему американские генералы, взорвись где хлопушка, тут же начинают по всему Пентагону малевать черта. Я думаю, Харри, ты хочешь, чтобы это дело было таким особенным. Так сильно хочешь, что сам видишь черта.

– А снеговик, шеф? Помните, я письмо вам показывал?

– Я помню письмо сумасшедшего, Харри, – вздохнул Хаген.

Харри понял, что пора сдаваться. И у него уже был готов компромисс, на который он мог пойти: сдать Хагену это маленькое сражение. Однако он набычился и заявил:

– Я хочу оставить группу в прежнем составе.

Лицо Хагена приобрело жесткое выражение.

– Я не могу этого позволить, Харри.

– Не можете?

Хаген выдержал взгляд Харри, но тут что-то произошло. Прорвалось, проскользнуло. Всего на долю секунды – но ее было достаточно.

– Это привлечет столько внимания… – сказал Хаген.

– Какого внимания, шеф? – не теряя невинного выражения, повернул нож в ране Харри.

Хаген смотрел себе на руки.

– А ты как думаешь? Начальство, пресса, политики. Прошло уже три дня, а убийцу все еще не поймали. Кто, по-твоему, должен будет объяснять борзописцам, что мы посадили на это дело только четверых, потому что так лучше для свободы мышления и для… – Хаген запнулся, но потом выплюнул слово, как протухшую креветку: – Шахмат? Ты об этом подумал, Харри?

– Нет, – ответил Харри и скрестил руки на груди. – Я думал о том, как поймать этого типа, а не о том, как объяснять, почему мы его еще не взяли.

Харри знал, что это дешевый прием, но слова сами сорвались с языка. Хаген несколько раз моргнул, открыл было рот и сразу закрыл его. И Харри тут же стало стыдно. Ну почему он всякий раз затевает эту детскую игру «поставь начальство на место»? Ничего, кроме мелочного удовлетворения, она не дает.

– В Главном управлении полиции Норвегии есть мужик, зовут Эспен Лепсвик, – заторопился Харри. – Он отлично справляется с крупными расследованиями. Могу с ним переговорить, пусть возглавит группу сбора информации. Работать будем параллельно и независимо друг от друга. А вы с шефом Главного управления переложите на нас пресс-конференции. Как вам такой вариант?