Тамара и В. З. не беспокоились насчет Катиных коммуникативных способностей, но вот ее учебные успехи… После двух недель в спецшколе № 4 стало ясно, что она вообще не понимает, о чем идет речь на уроках английского языка. Класс «А» был разделен на четыре группы для изучения английского, и у каждой группы был свой учитель. Катя попала в группу Наталии Владимировны – молодой симпатичной учительницы, только что окончившей Институт иностранных языков в Москве. Катины одноклассники изучали английский третий год, четыре раза в неделю, и в четвертом классе уже переводили газету «Moscow News»[17]с английского на русский (правда, многие сообразительные дети умудрялись достать эту газету на русском, так как она выпускалась в Москве, и ясно, что перевод был дословный – они клали газету на колени и читали перевод оттуда). Тем не менее они понимали содержание уроков и делали это только от лени, в то время как Катя в первый раз в жизни была, как говорится, «ни ухом, ни рылом». Похоже, они говорили по-английски (русский язык на уроках не разрешался), но даже в этом она не была уверена, так как все просто звучало как один хрен.

Весь Катин опыт изучения английского составлял меньше месяца – учительница, которую наняли ей родители, быстро ушла в декрет. Да и сами еженедельные занятия проходили довольно странно: преподавательница пыталась уговорить В. З. помочь ей с ремонтом и стройматериалами для загородного дома и в основном спрашивала Катю, знает ли она, где там брать всякие наличники и остальное. Ну откуда Катя могла это знать – ей исполнилось всего девять лет, и только сам В. З. разбирался в такого типа вопросах.

В. З. был на работе, когда вдруг по какому-то наитию понял, что ситуация с Катиным английским достигла критической точки. Он бросил целый поток студентов, то есть дал им задание и отпустил домой, сел в свои желтые «жигули» и поехал в спецшколу № 4 на встречу с преподавательницей английского. Интересно, что когда он входил в класс Наталии Владимировны, то застал ее наедине с Катей – девочка сидела за первой партой и плакала, а учительница, несмотря на сочувствие и симпатию к Кате, объясняла, что подтянуть ее уровень английского до ожидаемого уже невозможно и придется возвращаться в районную школу. В. З. вошел в классную комнату быстрым шагом и сразу же понял, в чем дело. Он поцеловал Катю в лоб, прошептал ей что-то на ушко – она быстро вышла из комнаты, и В. З. закрыл дверь.

Детство самого В. З. пришлось на годы войны, из троих детей в семье выжил только он. И всю жизнь помнил поезд в Горький, на котором они с матерью и сестрой эвакуировались из Москвы. У старшей сестры, шестилетней Милы, был тиф. Она кричала от жажды, и ему, четырехлетнему, приходилось выбегать на станциях с флягой – в надежде набрать для нее воды, он безумно боялся, что поезд уедет без него. К тому времени его восьмилетний брат Феликс уже умер от другой болезни. Сестра умерла на руках у матери по дороге в Горький, и они прибыли в эвакуацию вдвоем, в то время как его отец, полковник Залман Гордон, бомбил фашистов с неба.

В. З. смутно помнил, как, надев телогрейку, мать уходила на военный завод, а он целыми днями сидел с каким-то мальчиком в длинном коридоре с ржавыми трубами. Мать оставляла им несколько вареных картошин в кастрюле под подушкой и строго наказывала есть понемногу, чтобы хватило до ее возвращения. Еще он смутно помнил, как однажды они с матерью шли по снежному полю, и в этот момент недалеко от них приземлился маленький самолет. Увидев его, мать очень быстро побежала в ту сторону, и В. З. за ней. Из самолета вышел летчик в военной форме с золотыми пуговицами, и мать бросилась ему в объятия – это был полковник Залман Исаакович Гордон. В. З. был ребенком, но запомнил то чувство гордости и восторга на всю свою жизнь. Этот чудесный образ отца остался в памяти В. З. только смутно-размытым, так как Залман Исаакович умер очень рано.