Григорий все тот же: высокий, голубоглазый. Он был душой общества. Он умел неподражаемо рассказывать по большей части самим им придуманные истории, и сам первый над ними заразительно смеялся.

На их книжки появились рецензии почти во всех московских газетах. Книгу Григория критики в один голос хвалили – ясный прозрачный стиль, точные зарисовки уходящей московской жизни. Потом Ольга случайно узнала, что все эти критики состояли на жалованье у Осипа Давыдовича, отца Григория.

А Ольгины стихи ругали – детский лепет, капризы взбалмошной гимназистки, появились даже пародии. Только Брюсов в своей кисло-сладкой рецензии увидел в ней зерна большого таланта…

Ольгино отдаление от Григория происходило незаметно. Сперва Григорий стал исчезать на несколько дней. Ольга не удивлялась – у него так много друзей. Не удивилась она, когда ей кто-то сказал, что Григория встречают с другими женщинами. Что же здесь удивительного – он так влюбчив! А по-настоящему он любит и всегда будет любить только ее!

А потом в ее жизни яркой звездой промелькнул Исидор Гольц. Ольге его представили на одном из вечеров, когда у них в очередной раз собрались поэты, писатели и художники.

Он протянул руку и сказал с сильным акцентом:

– Меня зовут Исидор Гольц. Я – еврей из Варшавы. Ольга рассмеялась. Он ей показался очень старым.

Она только успела заметить, что от него пахнет дорогими сигарами и французским одеколоном.

Гольц позвонил через несколько дней.

– Ольга Ивановна! Я хочу вас пригласить на вернисаж на Кузнецком Мосту.

– Когда? – спросила Ольга.

– Сейчас, – ответил Исидор. – Мой шофер ждет вас у вашего подъезда.

Ольга не сразу увидела Исидора – с сигарой в руке, в толпе репортеров, он подошел к Ольге, поцеловал руку. Ольга почувствовала, как по ее телу прошла легкая дрожь.

Потом в «Метрополе» они пили шампанское и ели устриц.

Исидор курил почти непрерывно. Он закурил очередную сигару, сбросил пепел в хрустальную пепельницу, достал из кармана смокинга какие-то конверты.

– Ольга Ивановна, на следующей неделе я открываю галерею в Берлине. Здесь приглашение и билеты. – Он протянул ей конверт.

Ольга раскрыла конверт. Билет на поезд Москва – Варшава – Берлин. Она удивленно посмотрела на Исидора.

– Если не можете или не захотите – выбросьте и забудьте.

Ночью Ольга спала плохо и к утру твердо решила не ехать. А утром за завтраком неожиданно сказала Григорию:

– Ты знаешь, на следующей неделе мне нужно уехать. Всего на несколько дней.

Григорий вопросов не задавал.

На станции Вржболово, уже за Варшавой, они пересели в узкий немецкий поезд. Прошли любезные прусские пограничники. Щелкнула замком блестящая дверь купе, упали тяжелые занавески. В купе стало почти темно. Ольга сидела на кушетке напротив Исидора и чувствовала легкую приятную дрожь. Исидор встал перед ней на колени, стал целовать ладони рук. Ольга закрыла глаза, когда Исидор стал ловко расстегивать ее платье.

Дни в Берлине промелькнули, как один праздничный день: приемы, кутежи в ресторане – и опять приемы, и огромная кровать в спальне с видом на замок Шарлот-тенберг. Судя по всему, галерея Исидора имела в Берлине оглушительный успех: картины молодых русских художников были подобраны с удивительным вкусом. Ольга запомнила заголовок в берлинской газете: «Дни Гольца в Берлине затмили славу Дягилева».

Как-то под утро Исидор спросил:

– Поедешь со мной дальше? Лондон, Нью-Йорк?..

Ольга с негодованием оттолкнула Исидора:

– Никогда! Скорее в Москву! К Григорию!

Исидор провожал ее на Восточном вокзале. Ольга смотрела, как его невысокая, крепко сбитая фигура тает в тумане. Они больше никогда не встречались, но Ольга часто его вспоминала – у Исидора было то, чего так не хватало Григорию: самоуверенная мужская сила.