– И где это? – с интересом спросил Серега.
– Не знаю почему, но никто не догадался и не использует сцену в зеленом кинотеатре. После демонстрации фильма за экраном очень комфортно. Душа, правда, нет, зато море под боком.
– Забудь… У меня с Леньком какое-то неземное состояние – состояние какого-то непрерывного оргазма.
– Серега, придется, извини, теперь менять свои музыкальные пристрастия. Девушка у нас обожает традиционный джаз и песенки из репертуара сам знаешь кого…
– Перевоспитаем.
– Думаешь «Thеm» ей будет любо?
– Любо, братцы, любо и «Animals» полюбит, и всяких «Kinks».
– Не захочет, заставим!
– Нет, все произойдет добровольно.
VII
Юг, море, впечатления от игры с новой группой и, конечно, Любовь – вот составляющие хорошего состояния духа Сереги Соколова в то лето 1972 года. Июль пролетел. В Вишневку приехал основной наш барабанщик Саша Жестырев, и Король Гор, да что я – Горный Король загрустил.
– Ты знаешь, а мне понравилось с вами… И в жизни, и на сцене. И даже то, что вы поете по-русски, меня не раздражало. Я видел, что людям это по душе.
– Да, Серега, ты что? Это же обман зрения… – пытался я вывести Соколова из серьезки.
– Я же понимаю, что этого не должно быть, но это было, черт возьми.
– Да, придется «Them» отодвинуть, и Толяну изловчиться и спеть что-нибудь по-русски.
– Нет, я не потерплю в «Горном Короле» разброда и шатаний. Мы будем верны рок-н-роллу и умрем, распевая «Gloria».
– И все вместе – «Вихри враждебные веют над нами».
– Нет, правда, вы что-то во мне сломали, – сказал Сергей.
– Да нет же, мы в тебе взрастили ростки нового…
– Ладно, все равно тебе спасибо за лето, за музыку, за Ленька. С тобой нельзя серьезно разговаривать.
– Ну, за Ленька ты нам еще не раз проставишься…
– Проставлюсь-проставлюсь… А вот насчет репертуара и творческого лица…
– Если серьезно, то объясни мне, мил-человек, что ты так не жалуешь русский язык? Ведь ты сам себя обездоливаешь, когда поешь на американском языке, языке наших классовых врагов, – спросил я.
– Почему ты так говоришь? Ведь оперу поют на итальянском, и ничего, и запросто во всех театрах звучат Верди и Пуччини.
– А в русских – Чайковский и Бородин, причем на русском.
– Ну вот вы с Кеслером напишите достойных рок-н-роллов на русском, тогда мы… Кстати, можете и Градского подключить.
– Напишем или нет, не нам судить, но попробуем.
На том наша искусствоведческая беседа с Соколовым закончилась… А вскоре он улетел в Москву. Месяц август Ленек страдала без Сереги и моя жилетка не просыхала от ее слез. А в сентябре в Москве они встретились, и мы их «потеряли». Любовь, братцы мои, непростая штука. Как мы, я имею в виду «Мозаику», и предполагали, Серега попытался не только ввести русский язык как второй государственный в «Горном Короле», но и подтянуть Ленька в качестве солистки. Получился этакий «компот» ресторанного разлива, и произошел бунт на корабле, смысл которого – «нас на бабу променял».
И Серега бросил «княжну», то есть Ленку, ставшую его очередной женой, за борт на домашнее хозяйство. И она нашла себя. Чистый дом, ухоженный Соколов, иногда нытье, что «ты не позволил мне стать джазовой певицей». Но Соколов был в порядке, и это отмечали все. Он, правда, все больше пропадал на заработках, чиня телевизоры и настраивая всяку-разну радиоаппаратуру, но для «Горного Короля» времени хватало. Другое дело – кризис жанра. Время воспитало новых героев – уже никого невозможно было удивить пением по-английски. В большинстве ресторанов пели шлягеры от «Yesterday» до всяких там «Криденс», тем более что неулыбчивый брат Толик Соколов не молодел, и его уже не спасала «милая близорукость». Толик не пытался «искать», а его все чаще находили желающие с ним выпить. И это постепенно превращалось в зависимость.