– С ней что-то не так? – спросил Дмитрий, беря книгу и садясь поближе к свету.
– Нет, просто хочу быть готовым к их приходу.
Дмитрий хотел заметить, что если они придут, то им не поможет даже десяток подобных винтовок, но решил просто так не провоцировать брата, вместо этого он лишь открыл книгу и позволил себе хоть немного расслабиться.
Расслабиться удалось ненадолго, уже спустя несколько минут Алексей разобрался с винтовкой и затушив свечу вышел из палатки.
– Погоди, – остановил его Дмитрий, – ты разве не собираешься спать?
– Они могут прийти ночью, мы должны заметить их заранее.
Дмитрий хотел напомнить брату о том, что ночью, когда всё сливается в сплошную черноту, можно пропустить даже поезд, чего уж говорить о парочке броневиков, а также о том, что у чистильщиков скорее всего будет ПНВ, так что дозорный скорее будет удобной мишенью, но однорукий прекрасно знал, что спорить с братом бесполезно, так что вместо этого он лишь молча кивнул и вернулся в палатку.
Дмитрий лёг спать, погружаясь в мрачные мысли. Картина вокруг лагеря складывалась паршивая, если не сказать хуже – племя каннибалов неподалёку, пусть и достаточно дружелюбное, оазис, который вполне мог быть зарождающимся вулканом, и, естественно, чистильщики. Однорукий не знал, что они забыли здесь, не знал было ли им известно о лагере, но он точно знал одно – купола были угрозой, и угрозой серьёзной.
В конце концов, спустя двадцать минут, и бесчисленное количество нервных проверок, не съехал ли с лица респиратор, Дмитрий всё же сумел успокоить свои нервы и уснуть.
Мальчик не знал сколько времени прошло, не знал где он, но по крайней мере он был жив… Хотя, сейчас даже в этом нельзя было быть уверенным на сто процентов. Мальчик попытался по клочкам имеющейся у него информации хоть какую-то цельную картину. Первое – зрение, оно было размыто, но мальчик всё же смог понять, что над ним было не небо, и не сталь броневика, а обычная палатка из шкур. Второе – слух, который подсказывал, что кроме него в помещении находились ещё два человека. Они говорили о чём то, но мальчик не мог разобрать слов. Ну и наконец третий, главный источник информации – боль. В то время как зрение и слух лишь чудом добирались до сознания мальчика, боль кричала, звенела и ревела, отчаянно пытаясь обратить на себя внимание. Болело всё тело, болело невыносимо, но сильнее всего болела правая рука. Это была худшая боль, которую он когда-либо испытывал, это было невозможно терпеть, он пытался закричать, пытался схватиться за раненую конечность, но не мог. Все, на что у него хватило сил – повернуть голову, и лучше бы он этого не делал.
Его рука до локтя была абсолютно синей, на ней была корка из засохшей крови, а под ней можно было разглядеть рану, оставленную осколком гранаты. Мальчик попытался пошевелить пальцами, но у него ничего не получилось, это лишь вызвало новую лавину боли.
Внезапно произошло одно изменение – мальчик услышал шаги, и понял, что голоса начали приближаться, пока не стали достаточно различимы, чтобы можно было разобрать слова.
– Валер, ты уверен, что это необходимо? Он ведь не выживет так.
– Его руке и так конец, тут только ампутация.
– Зачем такие радикальные меры? Валера, ты ведь даже не врач, как ты…
– Тут не нужно быть врачом, всё и так понятно. У мальчишки жар под сорок, сильное переохлаждение, а в руке уже начался некроз. Я вообще не уверен, выживет ли он, и если я и смогу вытащить его с того света, то уж точно не целиком.
Второй мужчина утих, судя по всему, у него закончились аргументы.
Внезапно чужая рука схватила поражённую конечность, вызвав ещё один наплыв боли. Мальчик вновь попытался закричать, и, как и в прошлые разы, у него ничего не получилось.