Винтовку, перебитую в ложе пополам, нес под мышкой. Как эти обломки на плечо повесишь?

– Сколько сегодня? – спросил Вереютин.

– Двоих. Наблюдателя и телефониста.

– Молодец, паря. На медаль уже заработал.

– Куда уж молодец, – буркнул кто-то из ближней ячейки. – Он медаль зарабатывает, а фрицы минами нас награждают. Одного всмятку размазало, а другого осколками посекло. Да еще Лариошку неизвестно где оставил.

В ротном блиндаже сидели несколько человек. Санитарка Зоя Кузнецова жарила картошку на небольшой чугунной печке. Командир роты, старший лейтенант Орлов, сидел на табуретке в накинутой на плечи овчинной безрукавке, подвинув ноги ближе к теплу.

– Что за дрова принес? – показал он пальцем на половинки винтовки.

– Перебило пулей.

– Ну и нечего всякий хлам тащить.

Юрий Семенович Орлов лицемерил. Любимец комбата, всегда подтянутый, молодцеватый, перетянутый портупеей, с кожаной кобурой, не давал спуску, если видел бойца без оружия.

– Да я закурить отошел, – оправдывался красноармеец, – а винтовка вон, в ячейке стоит. И штык примкнут.

– Фашист на тебя набежит, ты его окурком в глаз. Так, что ли, получается? – добродушно улыбался Орлов и, меняя тон, спрашивал сам себя: – Откуда такие недоумки берутся? До фрицев сотня шагов, а он на оружие наплевал. Цигарку в рот сунул и доволен. Сунь туда еще что-нибудь!

Старшина Якобчук сдержанно усмехался в густые светлые усы. Товарищ старший лейтенант, если что скажет, то всегда в цель. И сейчас усмехнулся шутке насчет обломков винтовки. Хотя знал: приди Андрей вообще без оружия – нравоучения было бы не избежать.

Не жалует ротный Ермакова. Может, слишком грамотным считает. Не желает тот перед Орловым прогибаться. В ответ на подковырку может и огрызнуться, чего мало кто себе позволяет. Юрий Семенович Орлов себя крепко уважает и никаких прекословий не терпит.

– Ну что, Андрюха, поздравить можно? – спросил командир первого взвода Василий Палеха. – Наблюдателя прихлопнул и телефониста за компанию.

Первое слово обычно принадлежало Орлову. Но Палеха, давно переросший свое лейтенантское звание, воевал еще в двадцатом году в Крыму. По слухам, дослужился до командира батальона, но во время очередной партийной чистки был из армии уволен и вновь призван с началом войны.

Орлов поморщился, но стерпел. Палеха, хоть и спокойный по характеру, даже несколько медлительный, но свяжись с ним – тот за ответом в карман тоже не полезет. Подковырнет так, что даже дура Зойка захихикает.

– Молодец, что наблюдателя снял, – одобрил действия снайпера Орлов. – Опытный был сволочь, но попался-таки на мушку.

– Вы и телефониста не забудьте записать, товарищ старший лейтенант, – напомнил Ермаков. – Вроде пустяк, а одним фашистом меньше.

Может, и не стал бы напоминать, но по счету уничтоженных врагов телефонист числился десятым. А за десять убитых фрицев полагается медаль. Да бог с ней, с медалью, хотя и приятно. Дело в другом. Орлов, с его командирскими замашками, записывал Ермакову далеко не всех уничтоженных немцев, зато в донесениях в штаб батальона включать их не забывал.

Любому начальнику хочется показать, что его люди воюют, а не отсиживаются в окопах. Кроме того, в условиях городских боев, в лабиринте развалин, снайперские выстрелы уже начали приносить ощутимые потери врагу.

Красная Армия уступала немцам в авиации, на прибрежной полосе не было танков, а из артиллерии имелось лишь небольшое количество легких пушек. Зато имелось в достатке решительных и метких бойцов, которые каждый день выходили на «охоту». Возмущенные выстрелами из укрытий, подземных труб, немцы называли такую войну «нечестной».