– На лад? Я не знаю. Скоро третий бой, а первый уже кажется так далеко. Живу между этими моментами. С работой, жильём, тренировками всё по-прежнему неопределённо. Да, нашла зал, но это не то, к чему я стремлюсь.

– Не нравится мистер Робертс?

– Он довольно милый, но это не тот уровень. Он готовит любителей, с детьми занимается. Мне тут почти нечему учиться. Я должна работать с лучшими.

– А где лучшие?

– В Лос-Анджелесе, сама знаешь, я говорила. Там одна из самых сильных школ бокса в стране, золотые залы Западного побережья. Однако решиться на переезд не так просто. Здесь у меня есть хоть какое-то жильё, да и контракт по бою надо отработать.

– Вечно ты кочуешь, как я и говорила.

– Плыву по течению… И в снах, и наяву. Ничего не контролирую, и нельзя ничего контролировать. В бурном потоке, который сильнее меня, в потоке, что несёт брёвна и мусор, несёт и меня, захлёбывающуюся, едва видящую свет. Раньше я думала, что сама могу выбирать путь, но теперь… Что я могу выбирать? На ощупь в темноте. Следую своим инстинктам.

– Не говори так. Ничто не предопределено.

– Хочешь сказать, что я могу выбирать? Если что-то и могу, то не бороться с потоком, а уцепиться за какой-нибудь камень в этой реке или направить себя к свисающим над водой ветвям дерева, надеясь, что это что-то изменит. Но изменит ли? Знаю, что ты хочешь, чтобы я пыталась. Я буду пытаться.

Смартфон, закреплённый на приборной панели, осветился ярким светом и завибрировал от мелодичного колокольного перезвона.

– У тебя вызов, – сказала мама.

– Да, – она прикоснулась пальцем к экрану. – В Окленд. Надо разворачиваться…

*****

Когда она вспоминала, как они с Тайлером превратились в настоящую команду, то вновь приходила к мысли, что при всей спонтанности, так или иначе это было неизбежно. Он искал кого-то, вроде неё, с самого начала, а ей нужен был кто-то, вроде него.

В день того разговора они, наконец, решились на большую уборку в доме, чтобы отделить ценные вещи старика от хлама, которому предстояло быть вывезенным на свалку. Больше всего мусора оказалось во дворе, но и из дома вынесли десяток коробок. Подумывали даже о найме грузовика, однако Тайлер заверил, что тратиться не надо, он перевозит всё и так. Теперь его машина стояла у обочины, заднее сидение было заставлено до крыши, и багажник не закрывался из-за содержимого.

– Это последняя. Больше не влезет, – сказал он, глядя, как она запихивает в «БМВ» очередную коробку. – Я сейчас рейс до свалки сделаю, и потом пообедаем. К вечеру нужно будет сделать ещё пару и всё закончить.

– Ладно. Подготовлю новую партию.

– Будем что-нибудь делать с «Мустангом»? Он всё же место занимает.

Под дощатым навесом сбоку от дома стоял старый «Форд Мустанг Фастбэк» 1965 года, что когда-то привлекал взгляды своими красными боками и изящными формами. Теперь из-за потускневшей краски и ржавчины он казался бурым, словно покрытым слоем охры, боковое стекло провалилось, а колёса начали врастать в землю. Не будь его, можно было бы загнать под навес одну из их машин.

– Старик же запретил тебе его продавать.

– Я думал его просто передвинуть, но боюсь, что там внутри всё настолько проржавело, что, когда будем его тянуть, всё поломаем. За ним не ухаживали лет сорок. Мне кажется, что его утопили, или ещё что подобное случилось.

– Тогда не трогай, – она заглянула внутрь. – У многих древних народов было принято хоронить вместе с воинами их коней, и во время погребения они посыпали тела охрой, так как она похожа на кровь. Эта тачка словно боевой конь, и он уже в могиле. Как бы ни прошла жизнь у этих людей, наших предшественников в доме, но всё уже мертво. Тут повсюду это чувствуешь… Знаешь, мне бы хотелось потом, когда будет много денег, купить настоящий американский маслкар. Воплотить этот образ в реальность. «Шелби» или «Челленджер», чёрный как смоль, а, может, и белый с синей полосой как у летучей рыбы, несётся по узкой дороге вдали от больших фривеев, и вокруг никого, вокруг только пустыня расстилается до горизонта.