В XIX веке с ведущей, первичной ролью экономико-технологического развития, возможно, могли согласиться большинство людей, мыслящих о судьбах общества. Войны и классовые бои велись чаще за экономические цели и интересы, и побеждали чаще более богатые и экономически продвинутые. Но уже в XVIII и потом в XX столетиях соотношение политики и экономики как факторов, определяющих историю, было вовсе не таким однозначным. Скорее всего, это соотношение всегда оказывается более сложным. Принято считать, что государство – это организация, относящаяся к сфере политической деятельности, т. е. к сфере надстройки. Но в докапиталистических обществах основную роль играло государство с подчиненными ему (или являющимися его частями) местными властителями (суверены – феодалы). Оно выполняло как политические, так и экономические функции. Государства с развитой системой изъятия прибавочного продукта называют трибутарными (см., например, [137]).
Можно предположить, что капитализм в целом характеризуется тем, что целевыми факторами, как правило, являются экономические, а политические – средствами достижения целей. Как в этом случае интерпретировать регулярное и массовое применение США и другими западными странами экономических санкций, часто идущих в разрез с их собственными экономическими интересами, для достижения чисто политических целей? Принять это за признак близкого конца капиталистической системы? Таких примеров сейчас можно привести сколько угодно. Видимо, надо признать, что соотношение роли экономических и политико-идеологических факторов всегда оказывается очень сложным, и что сейчас значение политико-идеологических гораздо выше, чем во времена Маркса.
В создании Марксом концепции экономического базиса как главного, первичного двигателя истории отразилась его эпоха – небывалый подъем экономической и технологической активности при капитализме и расширение возможностей совершенствования материальных условий жизни. Однако последствием и результатом этого подъема стало то, что сам базис все больше становится производным, вторичным фактором, зависимым от политического состояния властвующей элиты и духовного состояния народа. Феномены беспрецедентных экономических «рывков» XX столетия, получивших название «экономические чудеса» (в первую очередь, надо указать на СССР в 20–30-е годы и Китай, начиная с конца 70-х годов), демонстрируют возможности радикального преобразования производительных сил и производственных отношений в стране за два-три десятилетия. Необходимые расширение и обновление теоретического аппарата внес в марксизм еще в 30-е годы Антонио Грамши. К сожалению, у нас его труды мало известны [3].
К 1917 году соответствующая теория не была разработана. Согласно ортодоксальному марксизму, была возможность только буржуазно-демократической революции, после которой предполагается значительный период капиталистического развития, подготавливающий базис для строительства социализма. В то же время в России в силу огромного революционного потенциала трудящихся классов и политической слабости буржуазии, социал-демократическая партия вынуждена была брать власть и, стало быть, ответственность за капиталистическое развитие страны. Именно осознание большевиками возможности с помощью государства и пролетарской партии у власти формировать и ускорять развитие базиса позволило Ленину избежать этого двусмысленного положения и поставить задачу построения социализма.
В любом случае концепция исторического материализма продолжает оказывать большое влияние на формирование исторически значимых идеологических установок и несомненно заслуживает углубленного изучения и обновления.