В городе было много добра, свезенного сюда, в глубинку, от грабежей самыми разными людьми. Здесь застряли иноземные товары, которые прибыли в Архангельск в навигацию 1611 года и не были реализованы. По реке подходили товары и текущей летней навигации. Сухоно-Двинский торговый путь, несмотря ни на что, продолжал работать и снабжать русские земли иностранным добром.

Самой заманчивой добычей для любого «лихого человека», конечно, были ткани, вина и бочки с серебряной монетой-талерами. В России эти крупные иноземные деньги, похожие, по мнению местных, на тарелочки, называли ефимками. Обмен русских товаров на талеры давал купцам стабильный и весьма высокий барыш. Купленное серебро надлежало продавать в казну «по указной цене».

О, это был камень преткновения! Талеры были крупными тяжелыми монетами, каждая весила около 28 грамм, при том, что русская копейка имела вес 0.68 г. Большинство талеров имело хорошую пробу металла. Казна закупала ефимки по «указной» цене в 36 копеек за штуку. Передел их в русские копейки давал не только устойчивую прибыль, но и решал важный вопрос с наполнением денежного обращения наличными деньгами. Пользуясь тем, что ефимки выпускались разным странами и немного отличались по весу и пробе, приказные занижали «указную цену» на талеры, стараясь повысить прибыльность сделки, руководствуясь принципом, «как бы государевой казне прибыльнее было». Купцы хотели продавать талеры дороже. Это был нескончаемый конфликт интересов. Когда вес копейки, выпущенной в 1610 г. от имени королевича Владислава оказался легче веса монет предыдущих выпусков, они стали отказываться сдавать талеры по прежним ценам. «Указную» цену с большой неохотой пришлось поднимать.

На 1612 г. как раз и пришлась вся эта сумятица с ценами на ефимки, и большое количество иностранного серебра так и осталось в бочонках в ожидании лучшей цены. Они находились в городе в амбарах наряду с другим товаром.

Этот сюжет был частью дипломной работы Петрова и он с огромным интересом изучал все, что хоть каким-то образом касалось темы.

Однажды студента очень развеселило сообщение, как хранилось в те времена серебро. Полный бочонок назывался «беременным», половина – «полубеременным». Впрочем, «беременные» бочки могли быть с вином и другими текучими и сыпучими материалами.

Летом 1612 г. за невозможностью быть доставленным в Москву и ряд других крупных городов, все это добро осело в городах Сухоно-Двинского пути, Архангельске, Холмогорах, Устюге, Тотьме и, конечно, Вологде. Не знать об этом поляки не могли, тут и шпионов особенных не требовалось.

Традиционно в Вологду доставлялась из Сибири «ясачная рухлядная казна», т. е. меха. Это была главная европейская валюта, получше серебра, потому что имела утилитарное использование. В холодное время года меха служили одеждой и украшением. Петров прочитал, что в то время зимой снег покрывал почти всю Европу, включая Францию, и потребность в «мягком золоте» была велика.

Вологда, как город торговый, имела свое самоуправление из числа «лучших, середних и молодших людей», т. е. горожан с разной степенью достатка. Военную власть осуществляли назначенные воеводы, канцелярией управляли дьяки или «подъячие с приписью», те, кто подавал большие надежды, но по возрасту или сроку службы еще не мог быть дьяком. Воевод и дьяков часто меняли. Причина была одна, требовалось ограничить мздоимство, лишить возможности наглеть на «государевой службе».

Вообще-то тогда считалось за правило «отблагодарить» должностное лицо за решение вопроса, и на это царская власть смотрела с пониманием, требовалось только запретить «брать не по чину». Поэтому слово «посул», именуемое в позднейшем взяткой, было чем-то обыкновенным, «посулить», означало пообещать кому надо награду за содействие. Бороться с этим было бесполезно. Даже иностранцы усвоили русский обычай и, хоть сокрушались в своих мемуарах об этой напасти, но традиций не нарушали.