– Пошли во двор, Митяй, не будем мешать,– предложил нежданный гость хозяину и тот послушно двинулся за ним следом, растеряно оглядываясь на гомонящих у стола детишек.

Во дворе Силантий взял Митьку за ворот и, притянув к себе, тихо произнес, глядя в его широко раскрытые от испуга глаза.

– Я чего зашел-то, Матвей? Спасибо зашел сказать, за то, что не зашиб до смерти в ту ночь темную. Молчи, знаю, что скажешь. На все Воля Божья и Он тебе Судья. Нет у меня к тебе претензий. Коль дубину взял в руки, стало быть, шибко обижен был, а я по шалопутности видать и не припомню за что. Видать, походя как-то зацепил, да и сам не ведал, что сотворил. Так что спасибо, брат, и прости, коль сможешь. Ведь не за полтину же серебра ты совесть продал?– Митька вытаращил глаза совсем по-рачьи и хлопал губами, не зная, что сказать.

– Дак, дак… ты че-о-о? Знашь?– ноги у Пряхина тряслись и подкашивались от страха, а в голове металась мысль, прыгая заполошной белкой от виска к виску,– "Все одно прибьет. Покуражиться сперва решил",– мысль эта прошиблась испариной на лбу и потекла струйками пота по щекам, а Силантий, прочитав ее в мечущихся глазах Пряхина, полез в карман и вынув 20-ть рублей ассигнациями, сунул их ему в руку. Сунул, поклонился в пояс, да и пошел прочь со двора.

– Э-э-э-э,– услышал он за спиной и оглянулся. Митька стоял, протягивая в его сторону руку с деньгами.

– Что?– спросил Силантий.

– Сил, прости Христа ради. Нечистый попутал. А денег я не возьму, не могу… Я что совсем на Иуду похож?

– Не тебе это, а семье помощь,– отрезал Силантий.– Пока сидишь без работы, на дрова и корм для скотины. И кто старое помянет, тому глаз вон! Бери и злое забудь, Христом Богом прошу,– Силантий шагнул к Пряхину и протянул руку.– Бог велел любить ближнего, аль забыл?– и Митька, крученый, битый жизнью, прощелыга, шельма и вор, завыл в голос, повисая на нем и содрогаясь в рыданиях. Так и стояли обнявшись по-братски, один рыдал, а второй гладил его по спине в драном кафтане и приговаривал:

– Ну, будет тебе, Мить. Ровно по покойнику воешь, че люди подумают?

– Прости меня, Силушка, окаянного. Злоба душила тогда. За пустое совсем, за то, что ты эвон какой удачливый, а у меня все наперекосяк. Зави-и-и-исть лютая,– каялся Пряхин, уткнувшись в ворот полушубка Силантия.

– Ну и ты прости. Забудем, Мить, да попробуем жить по совести, по-христиански. Аль не смогем?

Силантий отстранил от себя зареванное лицо соседа и тот закивал головой.

– Смогем. Вот те крест.

– Вот и ладно. Иди в избу, простынешь в своей одежонке, не приведи Господь,– Силантий обнял Митьку и, расцеловав трижды, перекрестил.– Иди с Богом, Дмитрий,– повернулся и ушел, а Пряхин еще долго стоял у перекошенного крыльца, глядя на оставленные им следы на снегу, и бормотал посиневшими от холода губами.

– Спаси Господи, спаси Господи…

Не забыл Михаил и о рязанце Плюхине Викуле. Отослал людей на розыски и очень обрадовался, когда через месяц все его семейство привез в Москву Игнат Борисов. Справился бывший разбойничек с возложенной на него миссией отлично и выкупил семью Плюхиных у ихнего барина совсем за дешево, но докладывая, переминался с ноги на ногу и глаза прятал.

– И чего топчешься, как жеребец в стойле? Говори чего там не так?– заметил Михаил его нерешительность и озабоченность.

– Михайло Петрович, отец родной, я все как велено вызнал, да переспрашивал по сту раз у всякого, но сомнения меня берут тот ли это Плюха, что нужон…– Игнат Борисович фыркнул в бороду.– Больно неказист боец-от. Семья, правда, из десяти ртов, так что тут он дока спору нет, а вот как того… насчет кулаков… тут я весь в сомнениях пребываю. Какой десяток с дубинами? От одного бы отбился.