– Пята пади, аль шеста?– Егор притоптал взрыхленную землю и присыпал песком и снежком, для пущей убедительности, место работы.– Цемент-то больно хорош у Аннушки. Десять минут и камнем стынет. Надо бы еще пару мешков, ежели опять выдернут, то чем заливать будем? Этих-то полосок у нас тоже вроде как две осталось,– Егор поскреб в затылке.– Может дешевше сторожа с колотухой тут поставить? Да и надоело кажное утро ковыряться в земле. Вот уж Аннушка, не хочет мужа расстраивать, а нам-то каково? Аль самим тут посторожить, да изловить охламонов?

– Это кто ж таков? Озорничает?– Егор старательно поправил вывороченную злодеями доску и досадливо поморщился.– Замены требует, порвал болт полотно-то напрочь, говорил же, что надобно как в прошлые разы без гаек сунуть да загнуть, а ты че? "Крути, давай знай, боле не сунутся". Приметит Сергей-то Лексеич, че сказывать будем? Старался ить, самолично такую кривулину выковал. Ох, как непросто эдак-то криворуко повторять,– вздохнул опять Егор.– Я бы десяток успел сделать нормальных, пока эту повторяю. А пошто мы это делаем, я, хоть убей, не пойму.

– Из уважению. Эх, брат. Чего только для душевного спокойствию родного человека не сделаешь. Аннушка вот понимат, а ты медведь медведем у нас,– Прохор собрал в горсть снег и залепил им проломленную доску.

– Авось не приметит, а когда опять отлучится, мы это поправим ужо как надо. А покараулить… Отчего и нет?

Нынче же тут и останусь за дверьми. Ох, ноги вырву, штаны спущу и погоню шпыней не надобных пинками через весь город.

– Кого пинать собрался, Прохор Евпатьевич?– появившийся вдруг Михаил, обнял братьев за плечи.

– Доброго утра вам, Михайло Петрович, как почивали, как супруга, детки, не хворают ли?– зачастил Егор, отвлекая внимание Михаила от крыльца.

– Слава Богу, вашими молитвами,– Михаил весело рассмеялся.– Зубы заговариваешь, Егор Евпатьевич, но тут тебе бы у свояка поучиться, он мастер, а ты пока профан, извини. Подмастерье, если по-вашему, супротив его умений лапшу вешать на уши.

– Это… Дак оно и понятно.– Согласился Егор.– Мы-то сроду этого не видели, так и откель уметь?

– Что не видели?– не понял Михаил.

– Лапшу энту. Она ить када появилась? Совсем недавно на Москве. Макаронны энти.

– А вон ты про что. Ну да, где ж вам было наловчиться так, как Сергей Алексеевич, но мужики вы способные и через годок другой наверстаете. Я в вас верю.

– Вот спасибо на добром слове,– искренне обрадовались братья Силины.

– В дом не пускают?– поинтересовался Михаил, кивнув в сторону крыльца.

– Без вас нет,– заухмылялись в бороды братья.– Мы к вечеру заглянем, а сейчас нам в кузню пора, поспешаем, Михайло Петрович, не обессудьте,– кузнецы содрали с голов треухи и, отвесив земной поклон, умотали за угол.

Михаил ковырнул снежную заплату на доске, хмыкнул понимающе и поднялся по ступенькам.

– Па-а, ма-а, дядь Миша пришел,– встретил его детский вопль и, налетев, младшие Руковишниковы, растормошили гостя, вытряхивая из верхней одежды. Аннушка засуетилась опять вокруг самовара, а молочница Надюшка, попыталась шмыгнуть мимо, но была поймана, возвращена на место и с пристрастием допрошена обо всех московских новостях за прошедшую неделю.

– Да, что я тако знать могу, Михайло Петрович? Вы, вот у Аннушки поспрошайте, а мы ведь с окраины, че видим?– попробовала отказаться Надюшка, но Михаил ей не оставил выбора.

– Ладно, не прибедняйся. Вон какие глазищи на пол-лица, хоть лики пиши. Мне и не нужно ничего такого знать. Как народ живет, чем? Какие нужды у него повседневные? Мы же купцы, промышленники, а ты наш потенциальный клиент. Чем вот сейчас озабочена более всего? Вот ты, Надюш?